Проказники внуки! Сегодня они
С прогулки опять воротились:
— Нам, бабушка, скучно! В ненастные дни,
Когда мы в портретной садились
И ты начинала рассказывать нам,
Так весело было!.. Родная,
Еще что-нибудь расскажи!.. — По углам
Уселись. Но их прогнала я:
«Успеете слушать; рассказов моих
Достанет на целые томы,
Но вы еще глупы: узнаете их,
Как будете с жизнью знакомы!
Я всё рассказала, доступное вам
По вашим ребяческим летам:
Идите гулять по полям, по лугам!
Идите же... пользуйтесь летом!»
И вот, не желая остаться в долгу
У внуков, пишу я записки;
Для них я портреты людей берегу,
Которые были мне близки,
Я им завещаю альбом — и цветы
С могилы сестры — Муравьевой,
Коллекцию бабочек, флору Читы
И виды страны той суровой;
Я им завещаю железный браслет...
Пускай берегут его свято:
В подарок жене его выковал дед
Из собственной цепи когда-то...
Родилась я, милые внуки мои,
Под Киевом, в тихой деревне;
Любимая дочь я была у семьи.
Наш род был богатый и древний,
Но пуще отец мой возвысил его:
Заманчивей славы героя,
Дороже отчизны — не знал ничего
Боец, не любивший покоя.
Творя чудеса, девятнадцати лет
Он был полковым командиром,
Он мужеством добыл и лавры побед
И почести, чтимые миром.
Воинская слава его началась
Персидским и шведским походом,
Но память о нем нераздельно слилась
С великим двенадцатым годом:
Тут жизнь его долгим сраженьем была.
Походы мы с ним разделяли,
И в месяц иной не запомним числа,
Когда б за него не дрожали.
«Защитник Смоленска» всегда впереди
Опасного дела являлся...
Под Лейпцигом раненный, с пулей в груди,
Он вновь через сутки сражался,
Так летопись жизни его говорит:
В ряду полководцев России,
Покуда отечество наше стоит,
Он памятен будет! Витии
Отца моего осыпали хвалой,
Бессмертным его называя;
Жуковский почтил его громкой строфой,
Российских вождей прославляя:
Под Дашковой личного мужества жар
И жертву отца-патриота
Поэт воспевает. Воинственный дар
Являя в сраженьях без счета,
Не силой одною врагов побеждал
Ваш прадед в борьбе исполинской:
О нем говорили, что он сочетал
С отвагою гений воинский.
Войной озабочен, в семействе своем
Отец ни во что не мешался,
Но крут был порою; почти божеством
Он матери нашей казался,
И сам он глубоко привязан был к ней.
Отца мы любили — в герое.
Окончив походы, в усадьбе своей
Он медленно гас на покое.
Мы жили в большом, подгородном дому.
Детей поручив англичанке,
Старик отдыхал. Я училась всему,
Что нужно богатой дворянке.
А после уроков бежала я в сад
И пела весь день беззаботно,
Мой голос был очень хорош, говорят,
Отец его слушал охотно;
Записки свои приводил он к концу,
Читал он газеты, журналы,
Пиры задавал; наезжали к отцу
Седые, как он, генералы,
И шли бесконечные споры тогда;
Меж тем молодежь танцевала.
Сказать ли вам правду? была я всегда
В то время царицею бала:
Очей моих томных огонь голубой,
И черная с синим отливом
Большая коса, и румянец густой
На личике смуглом, красивом,
И рост мой высокий, и гибкий мой стан,
И гордая поступь — пленяли
Тогдашних красавцев: гусаров, улан,
Что близко с полками стояли.
Но слушала я неохотно их лесть...
Отец за меня постарался:
— Не время ли замуж? Жених уже есть,
Он славно под Лейпцигом дрался,
Его полюбил государь, наш отец,
И дал ему чин генерала.
Постарше тебя... а собой молодец,
Волконский! Его ты видала
На царском смотру... и у нас он бывал,
По парку с тобой всё шатался! —
«Да, помню! Высокий такой генерал...»
— Он самый! — Старик засмеялся...
«Отец! он так мало со мной говорил!» —
Заметила я, покраснела...
— Ты будешь с ним счастлива! — круто решил
Старик, — возражать я не смела...
Прошло две недели — и я под венцом
С Сергеем Волконским стояла,
Не много я знала его женихом,
Не много и мужем узнала, —
Так мало мы жили под кровлей одной,
Так редко друг друга видали!
По дальним селеньям, на зимний постой,
Бригаду его разбросали,
Ее объезжал беспрестанно Сергей.
А я между тем расхворалась;
В Одессе потом, по совету врачей,
Я целое лето купалась;
Зимой он приехал за мною туда,
С неделю я с ним отдохнула
При главной квартире... и снова беда!
Однажды я крепко уснула,
Вдруг слышу я голос Сергея (в ночи,
Почти на рассвете то было): «Вставай!
Поскорее найди мне ключи!
Камин затопи!» Я вскочила...
Взглянула: встревожен и бледен он был.
Камин затопила я живо.
Из ящиков муж мой бумаги сносил
К камину — и жег торопливо.
Иные прочитывал бегло, спеша,
Иные бросал, не читая.
И я помогала Сергею, дрожа
И глубже в огонь их толкая...
Потом он сказал: «Мы поедем сейчас»,
Волос моих нежно касаясь.
Все скоро уложено было у нас,
И утром, ни с кем не прощаясь,
Мы тронулись в путь. Мы скакали три дня,
Сергей был угрюм, торопился,
Довез до отцовской усадьбы меня
И тотчас со мною простился.
Внуки попросили бабушку рассказать что-нибудь интересное, но она отказывается:
Но их прогнала я:
«Успеете слушать; рассказов моих Д
останет на целые томы,
Но вы еще глупы: узнаете их,
Как будете с жизнью знакомы!»...
Прогнав внуков гулять, она пишет записки, чтобы рассказать о пережитом, о людях и событиях.
Мария Николаевна Волконская родилась под Киевом, в тихом имении отца. Род их был древним и богатым. Отец ее, генерал Раевский, герой войны с Наполеоном, считал важнейшим в жизни исполнение своего долга перед Родиной. Маша была любимицей семьи, училась «всему, //Что нужно богатой дворянке», хорошо пела. Старый генерал Раевский писал воспоминания, читал журналы и задавал балы, на которые съезжались бывшие его соратники. Царицей бала всегда была Маша - голубоглазая, черноволосая красавица с густым румянцем и гордой поступью. Девушка легко пленяла сердца гусаров и улан, стоявших с полками близ имения Раевских, но никто из них не трогал ее сердца.
Когда Маше исполнилось восемнадцать лет, отец выбрал ей жениха - генерала Сергея Волконского, героя войны 1812 г., раненного под Лейпцигом:
Постарше тебя... а собой молодец,
Волконский! Его ты видала На царском смотру... и у нас он бывал,
По парку с тобой все шатался! -
«Да, помню! Высокий такой генерал...»
Он самый! - Старик засмеялся...
«Отец! он так мало со мной говорил!» - Заметила я, покраснела...
Ты будешь с ним счастлива! - круто решил Старик, - возражать я не смела...
Две недели спустя Мария пошла под венец. После свадьбы она не часто видела мужа: он был в служебных разъездах, и даже из Одессы, куда отправился отдохнуть с беременной женой, князь Волконский неожиданно отвез Машу к отцу. Отъезд был тревожным: Волконские уезжали ночью, сжигая перед этим какие-то бумаги.
Мария Волконская жила у родных, мужа она больше не видела. Княгиня волновалась, она не могла понять причин столь стремительного и тревожного отъезда мужа:
Я долго не знала покоя и сна,
Сомнения душу терзали:
«Уехал, уехал! опять я одна!..»
Родные меня утешали,
Отец торопливость его объяснял Каким-нибудь делом случайным...
Родня утешала Марию, отец говорил о скором возвращении ее мужа, о том, что Маше следует беречь себя и будущего ребенка.
Роды были тяжелыми, два месяца Мария не могла оправиться. Вскоре после выздоровления она поняла, что домашние скрывают от нее судьбу мужа. Ей упорно не желали рассказывать о Волконском, ограждали ее от общения, газет и прочего. Мария чувствовала, что не все благополучно, но отец ее, любя дочь, старался пощадить ее, не сознавая, что причиняет этим еще большее горе. Княгиня пыталась писать родне мужа, но ответа не получала.
О том, что князь Волконский был заговорщиком и готовил низвержение властей, Маша узнала только из приговора. Она тут же решила, что последует за мужем, куда бы ни пришлось отправиться. Ее решение только укрепилось после свидания с мужем в мрачной зале Петропавловской крепости.
Я громко сказала: «Да, я не ждала Найти тебя в этой одежде».
И тихо шепнула: «Я все поняла.
Люблю тебя больше, чем прежде...»
Что делать? И в каторге буду я жить (Покуда мне жить не наскучит). -
«Ты жив, ты здоров, так о чем же тужить?
(Ведь каторга нас не разлучит?)»
Все хлопоты о смягчении участи Волконского оказались тщетны, он был отправлен в Сибирь. Не помогли ни связи, ни просьбы о помиловании. Мария решила ехать за мужем. Но прежде ей пришлось выдержать сопротивление родных.
Отец умолял ее пожалеть несчастного ребенка, родителей, хладнокровно подумать о собственном будущем:
Не знаю, как мне удалось устоять,
Чего натерпелась я... Боже!..
Была из-под Киева вызвана мать,
И братья приехали тоже:
Отец «образумить» меня приказал.
Они убеждали, просили,
Но волю мою сам Господь подкреплял,
Их речи ее не сломили!
Тем не менее Марии пришлось очень тяжело. Родные расписывали ей ужасы путешествия, уговаривали забыть мужа и подумать о ребенке, о них. Маша, выдержав очередную бурю, обратилась к молитве:
А я, чуть жива, пред иконой святой Упала - в истоме душевной...
Мария не спала всю ночь, она молилась и размышляла, ей многое пришлось понять:
Я Божию матерь на помощь звала,
Совета просила у Бога,
Я думать училась: отец приказал
Подумать... нелегкое дело!
Давно ли он думал за нас - и решал,
И жизнь наша мирно летела?
Мария поняла, что до сей поры ей не приходилось думать и принимать решения, все это было делом отца. Даже под венец она шла по его настоянию. Теперь же образ измученного тюрьмой мужа стоял перед ее мысленным взором, и Волконская не могла его забыть. Она ощущала собственное бессилие, горечь и боль разлуки и понимала, что единственно возможное решение - последовать за супругом. Именно в этом состоит ее долг:
Место мое не на пышном балу,
А в дальней пустыне угрюмой,
Где узник усталый в тюремном углу
Терзается лютою думой,
Один... без опоры... Скорее к нему!
Там только вздохну я свободно.
Делила с ним радость, делить и тюрьму Должна я... Так небу угодно!..
Мария Волконская согласна покинуть недавно родившегося ребенка, она считает, что должна быть вместе с мужем, поддерживать его в тяжелой ситуации:
Да, ежели выбор решить я должна Меж мужем и сыном - не боле,
Иду я туда, где я больше нужна,
Иду я к тому, кто в неволе!
Но если останусь я с ним... и потом Он тайну узнает и спросит:
«Зачем не пошла ты за бедным отцом?..»
И слово укора мне бросит...
Оставляя ребенка без надежды когда-нибудь его увидеть, Мария Волконская понимала: лучше заживо лечь в могилу, чем лишить мужа утешения, а потом за это навлечь на себя презрение сына. Она верит, что старый генерал Раевский, во время войны выводивший под пули своих сыновей, поймет ее решение.
Сказав отцу о своем решении, Волконская столкнулась с тоской и недовольством родных. Мария Николаевна написала письмо царю, вскоре она получила ответ: в письме царь восхищался решимостью молодой женщины, давал разрешение на отъезд к мужу и намекал, что возврат безнадежен. Волконскую, до которой дошли слухи о препятствиях на пути ее предшественницы Трубецкой, позволение царя воодушевило. За три дня Мария Николаевна собралась в путь, заложила самые ценные свои вещи, купила кибитку. Последнюю ночь она провела у колыбели сына:
Последнюю ночь провела я С ребенком. Нагнувшись над сыном моим, Улыбку малютки родного Запомнить старалась; играла я с ним Печатью письма рокового.
Играла и думала: «Бедный мой сын!
Не знаешь ты, чем ты играешь!
Здесь участь твоя: ты проснешься один,
Несчастный! Ты мать потеряешь!»
Утром Волконская уезжала. Родные провожали ее в угрюмом молчании. Попрощавшись с матерью, сестрой и братьями, Мария обратилась к молчаливому и печальному отцу:
«Я еду! хоть слово, хоть слово, отец!
Прости свою дочь, ради бога!..»
Старик на меня поглядел наконец Задумчиво, пристально, строго И, руки с угрозой подняв надо мной,
Чуть слышно сказал (я дрожала):
Смотри! через год возвращайся домой,
Не то - прокляну!.. -
Я упала...
Княгиня Волконская на три дня остановилась в Москве у сестры Зинаиды, которая решила устроить пир. Волконская была «героинею дня», ею восхищались поэты, артисты. На прощальном вечере она встретилась с Пушкиным, которого знала с юности. В те давние годы они встречались в Гурзуфе, и Пушкин даже казался влюбленным в Машу Раевскую - хотя в те времена он в кого только не влюблялся. Встреча ее с Пушкиным в Москве была печальна - Пушкин был подавлен горем Марии. Великий поэт оценил ее подвиг. Пушкин рассказывал о своих планах писать «Пугачева», ехать на Урал, а там, если получится, навестить декабристов. «Пугачева» поэт написал, но в Сибирь поехать ему не позволили.
Распрощались с Волконской тепло:
И каждый сказал мне: «Господь вас храни!», - Прощаясь со мной со слезами...
Княгиня пустилась в путь. По дороге ей встречались обозы, толпы богомолок, казенные фуры, солдаты-новобранцы. Слышала она горькие стоны жен и дочерей, провожавших солдат.
Первую остановку Мария сделала в Казани. Из окон гостиницы увидела бал, вздохнула. Был канун Нового года.
Выехав из Казани, Волконская попала в метель. Ей пришлось заночевать в сторожке лесника, дверь которой была придавлена камнями - от медведей. Утром лесник вывел на дорогу. Начались сильные морозы, заставляющие княгиню сидеть в кибитке:
Совсем я закрыла кибитку мою -
И темно, и страшная скука.
Что делать? Стихи вспоминаю, пою,
Когда-нибудь кончится мука!
Пусть сердце рыдает, пусть ветер ревет
И путь мой заносят метели,
А все-таки я подвигаюсь вперед!
Так ехала я три недели...
В дороге Волконская узнала от солдата, что узники живы и находятся в руднике Благодатском. В храме Мария заказала молебен:
Казалось, народ мою грусть разделял,
Прося об изгнанниках Бога...
Убогий, в пустыне затерянный храм!
В нем плакать мне было не стыдно,
Участье страдальцев, молящихся там,
Убитой душе не обидно...
Дальнейший путь тоже протекал не гладко. Ночью ямщик не сумел сдержать лошадей, и кибитка вместе с княгиней полетела с крутой горы Алтая. В Иркутске, говорила Волконская, «проделали то же со мной, // Чем там Трубецкую терзали...». Переправа через Байкал была тяжелой. Потом пришлось оставить кибитку и пересесть в телегу, кончилась санная дорога. Княгиня узнала холод и голод пути, не у кого было что-либо купить. И только под Нерчинском ка- кой-то купец устроил ей бал.
В Нерчинске Волконская догнала княгиню Трубецкую, от которой узнала, что их мужья содержатся в Благодатске:
Они в Благодатске! - Я бросилась к ней, Счастливые слезы роняя...
В двенадцати только верстах мой Сергей,
Лицо с портрета. Княгиня М.Н.ВолконскаяДочь легендарного героя Отчественной войны 1812 года Николая Николаевича Раевского и Софьи Алексеевны Константиновой, внучки Ломоносова. Жена(январь 1825 года) генерал - майора, князя Сергея Григорьевича Волконского. В 1826 году, после приговора Следственной комиссии, одной из первых последовала за мужем в Сибирь. Автор замечательных "Записок княгини Марии Волконской". Адресат писем М. С. Лунина, декабриста погибшего в Акатуе, в одиночном заключении, его последняя любовь. В 1856 году, после амнистии, вместе с мужем вернулась в Россию. Умерла на Украине, в селе Воронки в имении дочери Елены. Рядом с нею, через год, был похоронен ее супруг, князь - декабрист С.Г. Волконский.
Со старинной акварели смотрит на нас глубоким мечтательным взглядом прелестная молодая женщина. Нам не известны ни имя художника, ни точная дата создания портрета. Но зато мы знаем, что на нём изображена Марина Раевская - одна из самых знаменитых женщин XIX века, дочь прославленного генерала 1812 года, светская красавица...
В семье Раевских подолгу гостил молодой Пушкин, знавший Марию Николаевну еще девочкой и увлеченный, как, впрочем, многие, ее красотой, умом и грацией. Следы пылкой юношеской влюбленности остались в душе поэта на всю жизнь. Раевской посвящено немало чудесных строк в пушкинских стихах и поэмах. Хотя бы эти:
Узнай, по крайней мере, звуки,
Бывало, милые тебе, -
И думай, что во дни разлуки,
В моей изменчивой судьбе,
Твоя печальная пустыня,
Последний звук твоих речей -
Одно сокровища, святыня.
Одна любовь души моей.
Эти слова (из «посвящения к «Полтаве»), проникнутые печалью, каким-то удивительно нежным, благоговейным чувством, написаны в 1828 году. В это время Мария Николаевна уже несколько лет была замужем. За человеком суровым и замкнутым, много старше себя, героем битвы с наполеоновскими войсками и тоже генералом, как и ее отец. Муж Марии Николаевны принадлежал к знатному, богатому, обладавшему «высокими связями», «осыпаемому милостями монаршего двора» роду князей Волконских. Его высоко ценили в дворянском обществе, завидовали его положению, уважали за твердый, независимый характер. Словом, жизнь Марии Волконской, казалось бы, должна была быть безоблачной. Она про¬вела почти год в Италии, у нее родился сын.
И красота ее расцвела, как никогда прежде...Но отчего же столько печали в пушкинских строках? О какой «пустыне» и «разлуке», о каком «последнем звуке» ее речей говорится в них? И почему «посвящение» упоминает об этой очаровательной женщине в тоне безнадежной горечи, невозвратимой утраты? Вспомним историю. В декабре 1825 года произошло неслыханное, потрясшее все основы самодержавного «порядка» событие - «дворянский бунт». В нем оказались замешаны люди, столь же высоко чтимые, занимавшие такое же привилегированное положение в «свете», как князь Волконский... Профили пятерых декабристов, погибших на эшафоте, заполняют поля черновиков пушкинских произведений. Остальные стали узниками страшных каменных мешков, «каторжной шантрапой», потерявшей все «права состояния» и вместе с ворами и убийцами шедшей по этапу в сибирские рудники... Немногие вернулись оттуда через тридцать лет по «милостивому» манифесту Александра II. Всего девятнадцать человек из ста двадцати...
Волконская М.Н. (1837)
Сергей Волконский вернулся. Встреча с этим суровым, пронзительно умным, «опростившимся» человеком стала для молодого литератора графа Льва Толстого огромным событием: он начал писать роман «Декабристы». В его сознании стал возникать облик Андрея Болконского. Марии Николаевны вскоре (в 1863 году) не стало. Лишь в 1902 году царская цензура решилась пропустить к опубликованию написанные ею по-французски «Записки». Это был потрясающий при всей его простоте документ, воссоздавший трагические эпизоды жизни ссыльнокаторжных декабристов. И ее собственной судьбы, которую она выбрала сама и которую многие считали добровольным самоубийством.
Русские женщины, жены декабристов - их было немного. Но их имена - Волконская, Трубецкая, Муравьева и другие - навсегда остались в литературе, в истории, в памяти, в сердцах... Им посвящена замечательная поэма Николая Алексеевича Некрасова «Русские женщины», созданная в 1870-1872 годах.
Они не были революционерками - эти юные, нежные, красивые женщины. Они даже - как Мария Волконская, например, - так до конца и не приняли «кровавых» замыслов своих мужей. Но они не смогли безмятежно «царить на балах» или наслаждаться материнством, зная, что дорогие им люди мучаются на каторге, в кандалах. Потому-то Некрасов и назвал две свои поэмы - «Русские женщины», увидев в «самоотвержении, выказанном ими, свидетельство великих душевных сил, присущих русской женщине».
В предисловии к «Запискам» М. Н. Волконской ее сын рассказал, как поэт слушал эту хронику «гордого терпенья», страданий и героизма, стараясь не пропустить ни одного слова для своей будущей поэмы: «По нескольку раз в вечер Некрасов вскакивал и со словам! «Довольно, не могу», бежал к камину, садился к нему и, схватясь руками за голову, плакал, как ребенок».
Особенное впечатление на него произвела первая встреча Волконской с мужем в Нерчинском руднике, когда эта воспитанная в «благопристойных» правилах изящная двадцатилетняя дама бросилась на колени в грязь - «и, прежде, чем мужа обнять, оковы к губам приложила!»
Некрасовская поэма появилась в печати а тяжелое, страшное для передовых русских людей время - период разгрома революционного народнического движения 60-х годов, когда всякое упоминание о декабристах, несмотря на запоздалую амнистию царя-«освободителя», считалось «крамолой». Публикуя в журнале «Отечественные записки» поэмы «Дедушка» (прототипом героя был С. Г. Волконский), а затем первую («Княгиня Трубецкая») и вторую («Княгиня М. Н. Волконская» с подзаголовком «Бабушкины записки») части «Русских женщин», поэт вынужден был в скрытой форме выразить мысль о преемственности революционных традиций. Он не говорил, например, о «декабристах», заменяя это слово другими - «страдалец», «святой». Он ни разу не назвал по имени «мстительного труса и палача». Но всякому было ясно, что речь идет о Николае I...
Поэма стала романтическим гимном твердости, верности своим убеждениям. Стала классическим произведением русской поэзии, достоянием которой всегда были образы высокого душевного благородства.
Н. А. Некрасов. "Русские женщины"
Княгиня М. Н. Волконская
(Бабушкины записки)
(1826-27 гг.)
Проказники внуки! Сегодня они
С прогулки опять воротились:
- Нам, бабушка, скучно! В ненастные дни,
Когда мы в портретной садились
И ты начинала рассказывать нам,
Так весело было!.. Родная,
Еще что-нибудь расскажи!.. - По углам
Уселись. Но их прогнала я:
«Успеете слушать; рассказов моих
Достанет на целые томы,
Но вы еще глупы: узнаете их,
Как будете с жизнью знакомы!
Я всё рассказала, доступное вам
По вашим ребяческим летам:
Идите гулять по полям, по лугам!
Идите же... пользуйтесь летом!»
И вот, не желая остаться в долгу
У внуков, пишу я записки;
Для них я портреты людей берегу,
Которые были мне близки,
Я им завещаю альбом - и цветы
С могилы сестры - Муравьевой,
Коллекцию бабочек, флору Читы
И виды страны той суровой;
Я им завещаю железный браслет...
Пускай берегут его свято:
В подарок жене его выковал дед
Из собственной цепи когда-то...
Родилась я, милые внуки мои,
Под Киевом, в тихой деревне;
Любимая дочь я была у семьи.
Наш род был богатый и древний,
Но пуще отец мой возвысил его:
Заманчивей славы героя,
Дороже отчизны - не знал ничего
Боец, не любивший покоя.
Творя чудеса, девятнадцати лет
Он был полковым командиром,
Он мужеством добыл и лавры побед
И почести, чтимые миром.
Воинская слава его началась
Персидским и шведским походом,
Но память о нем нераздельно слилась
С великим двенадцатым годом:
Тут жизнь его долгим сраженьем была.
Походы мы с ним разделяли,
И в месяц иной не запомним числа,
Когда б за него не дрожали.
«Защитник Смоленска» всегда впереди
Опасного дела являлся...
Под Лейпцигом раненный, с пулей в груди,
Он вновь через сутки сражался,
Так летопись жизни его говорит: 1
В ряду полководцев России,
Покуда отечество наше стоит,
Он памятен будет! Витии
Отца моего осыпали хвалой,
Бессмертным его называя;
Жуковский почтил его громкой строфой,
Российских вождей прославляя:
Под Дашковой личного мужества жар
И жертву отца-патриота
Поэт воспевает. 2 Воинственный дар
Являя в сраженьях без счета,
Не силой одною врагов побеждал
Ваш прадед в борьбе исполинской:
О нем говорили, что он сочетал
С отвагою гений воинский.
Войной озабочен, в семействе своем
Отец ни во что не мешался,
Но крут был порою; почти божеством
Он матери нашей казался,
И сам он глубоко привязан был к ней.
Отца мы любили - в герое.
Окончив походы, в усадьбе своей
Он медленно гас на покое.
Мы жили в большом, подгородном дому.
Детей поручив англичанке,
Старик отдыхал. 3 Я училась всему,
Что нужно богатой дворянке.
А после уроков бежала я в сад
И пела весь день беззаботно,
Мой голос был очень хорош, говорят,
Отец его слушал охотно;
Записки свои приводил он к концу,
Читал он газеты, журналы,
Пиры задавал; наезжали к отцу
Седые, как он, генералы,
И шли бесконечные споры тогда;
Меж тем молодежь танцевала.
Сказать ли вам правду? была я всегда
В то время царицею бала:
Очей моих томных огонь голубой,
И черная с синим отливом
Большая коса, и румянец густой
На личике смуглом, красивом,
И рост мой высокий, и гибкий мой стан,
И гордая поступь - пленяли
Тогдашних красавцев: гусаров, улан,
Что близко с полками стояли.
Но слушала я неохотно их лесть...
Отец за меня постарался:
- Не время ли замуж? Жених уже есть,
Он славно под Лейпцигом дрался,
Его полюбил государь, наш отец,
И дал ему чин генерала.
Постарше тебя... а собой молодец,
Волконский! Его ты видала
На царском смотру... и у нас он бывал,
По парку с тобой всё шатался! -
«Да, помню! Высокий такой генерал...»
- Он самый! - Старик засмеялся...
«Отец! он так мало со мной говорил!» -
Заметила я, покраснела...
- Ты будешь с ним счастлива! - круто решил
Старик, - возражать я не смела...
Прошло две недели - и я под венцом
С Сергеем Волконским стояла,
Не много я знала его женихом,
Не много и мужем узнала, -
Так мало мы жили под кровлей одной,
Так редко друг друга видали!
По дальним селеньям, на зимний постой,
Бригаду его разбросали,
Ее объезжал беспрестанно Сергей.
А я между тем расхворалась;
В Одессе потом, по совету врачей,
Я целое лето купалась;
Зимой он приехал за мною туда,
С неделю я с ним отдохнула
При главной квартире... и снова беда!
Однажды я крепко уснула,
Вдруг слышу я голос Сергея (в ночи,
Почти на рассвете то было): «Вставай!
Поскорее найди мне ключи!
Камин затопи!» Я вскочила...
Взглянула: встревожен и бледен он был.
Камин затопила я живо.
Из ящиков муж мой бумаги сносил
К камину - и жег торопливо.
Иные прочитывал бегло, спеша,
Иные бросал, не читая.
И я помогала Сергею, дрожа
И глубже в огонь их толкая...
Потом он сказал: «Мы поедем сейчас»,
Волос моих нежно касаясь.
Все скоро уложено было у нас,
И утром, ни с кем не прощаясь,
Мы тронулись в путь. Мы скакали три дня,
Сергей был угрюм, торопился,
Довез до отцовской усадьбы меня
И тотчас со мною простился.
Волконская М.Н. (в старости, 1863)
Десятого августа 1863 года, ослепший и седой князь Волконский закрыл глаза умершей жене. Он страдал лишь от того, что последнее время не мог ухаживать за нею и сопровождать на лечение за границу, куда ее возили дочь и сын - сам был тяжело болен и нуждался в присмотре. Его похоронили рядом с женою, положив в ногах ее могилы, согласно завещанию Сергея Григорьевича. Многозначительный факт, не правда ли?
Много и часто теперь говорится о том, что Мария Раевская была слишком горда и самолюбива, не понимала мужа, порицала его за свою сломанную каторгой судьбу. Это не что иное, как вымысел непонятливых, холодных сердец, ничем не подкрепленный. Она любила мужа: отчаянно, тонко, вдохновенно, не с ослеплением " дамского восторженно - слепого романтизма", а с гордой готовностью пожертвовать для него всем, слив две Судьбы в единое целое. Ибо это в Ее понятии (да и в понятии многих, надеюсь!) и есть истинная любовь! Достойная дочери героя. Да и жены героя тоже, ведь:
"Тот, кто жертвует жизнью за свои убеждения, не может не заслуживать уважения соотечественников. Кто кладет голову свою на плаху за свои убеждения, тот истинно любит отечество, хотя, может быть, и преждевременно затеял дело свое". (Мария Николаевна Волконская.)
Прототип и героиня поэмы
М.Волконская – главная героиня поэмы «Княгиня Волконская», второй части поэмы «Русские женщины».
Некрасов изучил записки М.Н.Волконской, предоставленные ему сыном М.С.Волконским, и в целом опирался на них, но отдельные детали менял ради художественности. Например, Волконская встретилась с мужем в тюрьме, а не в руднике, как в поэме. Некоторые современники обвиняли Некрасова в том, что образ Волконской получился недостаточно аристократичным. Но без эмоциональной героини поэма утратила бы лиричность.
Семья Марии Волконской
Отец Марии – генерал Н.Н.Раевский, но его имя не называется в поэме. Уже в 19 лет он стал полковым командиром, храбро участвовал во многих сражениях, прославился в войне 1812 года. Тяготы походов с ним разделяла семья. Отец был крутого нрава. Матери он казался почти божеством, а дети любили отца в герое . Отец научил Марию не щадить ничего, служа долгу. Он до последнего не верил, что дочь его ослушается. Он не только не благословил её перед отъездом, но обещал проклясть, если она не вернётся через год.
Волконская в девичестве
Мария была научена всему, что положено знать богатой дворянке, хорошо пела и была «царицею бала», когда приезжали гости. Мария была хороша собой. В её автопортрете краски яркие. Некрасов описывает её лицо и фигуру с помощью эпитетов и метафор: голубой огонь томных очей, чёрная с синим отливом коса, смуглое красивое личико, яркий румянец, высокий рост, гибкий стан, гордая поступь .
Как Мария стала женой декабриста
Мария вышла замуж по велению отца: «Ты будешь с ним счастлива!» - круто решил старик». Девушка не смела возражать.
Мария не была единомышленницей мужа, даже не подозревала о его общественной деятельности. Правду она узнала, прочтя «в самом приговоре»: её муж был заговорщиком и готовил войска к низверженью властей.
Поговорив с отцом, Волконская понимает, что её муж – не преступник, а герой, и принимает решение ехать за мужем в Сибирь: «Сибирь так ужасна, Сибирь далека, но люди живут и в Сибири».
Отношения с мужем
Перед отъездом Мария рассказывает отцу, как развивалась её любовь к мужу. Сначала она полюбила в нём героя, слушая рассказы о нём. Потом она полюбила в Сергее отца своего ребёнка. И только в тюрьме ей открылась «лучшая сердца любовь». Мария полюбила его, как Христа, как мученика за благородную идею. Волконский отпустил её, но она повторяла: «Каторга нас не разлучит». Только в руднике Волконская поняла муки мужа, его силу и готовность страдать.
Переворот сознания
Вся семья уговаривала Марию не ехать: «Напрасна великая жертва твоя, найдёшь ты там только могилу!»
В 20 лет Мария Волконская поняла, что за неё всё решал отец, она не умела думать. Когда она столкнулась с несчастьями, то пережила бурю чувств: бессилие, гнев, волнение. В беседе с отцом Мария осознала, что ею движет чувство долга. У неё нет выбора – ехать или не ехать. Она будет свободна только в ссылке, свободна от собственной совести и от укоров общества: «Делила с ним радость, делить и тюрьму должна я... Так небу угодно!»
Долг перед сыном
Мария выбирает того, кому она больше нужна, того, кто в неволе – мужа. Сына она оставляет «в семействе родном» на попечении сестры, которая обещала быть ему как мать. Символично, что в последнюю ночь перед отъездом ребёнок играет печатью письма Николая, которым заручилась Мария, чтобы её не вернули с дороги. Первенец Волконской вскоре умер, но в поэме об этом не сказано.
Смирение в пути
Куда бы ни приезжала Мария, она становилась «героинею дня». В Москве она встретила Пушкина, передавшего ей послание декабристам. Он даёт Марии установку, которой она будет следовать всю жизнь: блажен, кто меняет суету света на подвиг бескорыстной любви. И всё-таки на первом привале в Казани графиня повздыхала, глядя на бал. Окончательно смиряется Мария в конце пути, когда жизнь света уже не важна, и на балу, устроенном в Нерчинске в её честь, она засыпает на диване.
В путешествии Мария подобна героине волшебной сказки. Ей враждебна природа (вьюги, морозы, дикие звери). К её судьбе и судьбе декабристов равнодушны некоторые люди.
Но у неё есть и бескорыстные помощники. У входа на рудник Волконская делает вывод: «Ты любишь несчастного, русский народ! Страдания нас породнили...» Даже сам рудник как будто хранит Волконскую и ведёт её к цели.
Дружба как живительная сила
Трубецкая поддержала Волконскую в правильности выбора. Они потеряли игрушки и тщеславье, а теперь перед ними «дорога добра, дорога избранников Бога». Дружба дала силы дойти до конца, вместе легче снести самые трудные муки.
- «Русские женщины», краткое содержание по главам поэмы Некрасова
- Образ княгини Трубецкой в поэме «Русские женщины»
РУССКИЕ ЖЕНЩИНЫ
(Поэма, 1871—1872)
Волконская М. Н. — главная героиня второй части дилогии Русские женщины» — «Княгиня М. Н. Волконская», ее прототип — княгиня Мария Николаевна Волконская (1805—1863), дочь героя войны 1812 г. генерала Н. Н. Раевского, жена декабриста С. Г. Волконского (1788—1865). Ее жизнеописание имеет жанровый подзаголовок «бабушкины записки». Повествование действительно основано на воспоминаниях М. Н. Волконской, сообщенных Некрасову ее сыном Михаилом, и представлено в форме рассказа «проказникам внукам». События 1825 г., по признанию самой героини, положили конец ее безмятежной юношеской жизни, в которой она была освобождена от принятия сколь-нибудь серьезных решений («Я только в последний, двадцатый мой год / Узнала, что жизнь не игрушка»). Внезапная разлука с мужем, тяжелые роды, поездка в Петербург в надежде получить известия о пропавшем Волконском, открывшаяся правда о восстании, тягостные свидания с мужем в тюрьме, решимость ехать за ним в Сибирь и последовавший за этим кон-фликт с семьей — обстоятельства, способствовавшие появлению «грандиозного, — по мнению А. С. Суворина, — образа созревшей под ударами судьбы женщины». Заручившись разрешением императора, В. оставляет в Петербурге грудного сына и отправляется в долгий и полный лишений путь. Она догоняет Трубецкую в Нерчинске, а когда они вместе приезжают в Благодатск, где отбывают каторгу декабристы, героиня, не дожидаясь официального разрешения, спешит на встречу с мужем в подземный рудник. Ее появление уподобляется каторжниками сошествию «ангела Божия» в «проклятую шахту», «похожую на ад». Поэму венчает сцена встречи В. с мужем: прежде чем обнять его, она «склоняет колени» и «прикладывает к губам оковы». Многие критики (в частности, Ф. М. Достоевский) говорили о психологической недостоверности этой сцены, тем более что, согласно мемуарам, встреча супругов Волконских происходила в тюрьме, а не в шахте. Но в данном случае Некрасову была важна не психологическая достоверность, а изображение мученичества и жертвенности декабристов и их жен.
Постоянно сопровождающая В. тема страдания окрашивает в соответствующие тона ее чувство к мужу: «И я полюбила его как Христа / В своей арестантской одежде », страданием соединяется ее судьба с судьбами других декабристок: «И тот же поток твое счастье умчал, в котором мое потонуло»; страдания, по собственному признанию княгини, «породнили» ее с народом. В этой связи Некрасову указывали на опрощение и огрубление характеров его персонажей. П. В. Анненков сетовал на то, что поэме недостает «благородного аристократического мотива, который двигал сердца этих женщин». Критик А. М. Скабичевский писал о модернизации Некрасовым мнений и поступков его героинь: они «мыслят, говорят и действуют подобно тому, как стали бы мыслить, говорить и действовать лучшие и образованнейшие женщины того же круга в наше время».