Так сложились обстоятельства, что мне удалось посмотреть практически всю конкурсную программу прошедшего в Сочи фестиваля «Кинотавр». Очень многим я оказался приятно удивлён, но хочу рассказать про, наверно, один из самых главный фильмов фестиваля, который должен иметь свою по-настоящему большую вне фестивальную жизнь. Это фильм «Дурак», режиссёра Юрия Быкова, в котором рассказывается о сантехнике, будущем строителе, который приезжает на очередной вызов в общежитие, и видит, что ему осталось стоять буквально несколько часов, и в попытке спасти людей отправляется прямиком к мэру города.
В последнее время, по понятным причинам, так называемое «социальное» кино, будет пользоваться большой популярностью в среде думающих людей, даже не зависимо от того, плохо оно снято или хорошо. Просто время для нас сейчас такое со всех точек зрения не однозначное. И в этом плане фильм «Дурак» Юрия Быкова конечно кино глубоко социальное, и поэтому обреченное хотя бы на пристальное внимание. Но, конечно, хотелось бы, чтобы и на большой успех у публики.
Однако, главная отличительная особенность фильма, это то, что он по-настоящему захватывающий. Такое кино всё же не часто можно назвать интересным. Вот, например тот же самый «Класс коррекции» Твердовского, сосед фильма «Дурак» по конкурсной программе «Кинотавра» тоже по-своему социальный и жизненный фильм. Но в погоне за этой самой жизнью, он парадоксальным образом связь с ней и утратил, оставив в себе только чисто художественные элементы. Совершенно иную картину мы видим в фильме «Дурак»
При тривиальном сюжете, и явно выраженной морализаторской направленности автора, смотреть этот фильм интересно. В какой-то момент он вообще начинает походить на фильм-катастрофу: «Сумеет ли главный герой предотвратить трагедию? Сможет ли он достучаться до местных чиновников? Успеет ли всё сделать вовремя?» И достигается это элементами, за которые многие этот фильм критикуют.
Конечно, можно говорить о том, что герой это некий фантастический собирательный образ идеального человека, который к реальной жизни не способен, что местные чиновники так себя никогда вести не станут. Но для этого фильма главное именно захватить публику. Чтобы она смотрела, и не просто узнавала себя, но и впитывала идеи этого фильма, если можно так сказать, прямо в душу. И именно поэтому фильм построен по неким старомодным, театральным законам. Да, все образы там немного преувеличены, а диалоги не всегда можно представить произнесёнными устами членов городской администрации. Но это не сама жизнь это всё же театр, и чтобы показать людям, насколько эта самая жизнь плохая, или хорошая, в чём-то нужно от неё отступать. Но, как опять же парадоксально бы это не звучало, но отойдя от стопроцентного правдивости и документальности, автором удалось достичь стопроцентного попадания в цель. То есть в нашу с вами жизнь. И тогда уже становится понятно, что разрушающееся общежитие, со всеми его обителями, это модель нашей с вами страны, общества, государства Трещины по которому уже пошли, да даже наверно и труба лопнула. Логичным кажется финал, поведение людей, чиновников, которые в одной из сцен фактически оправдывают себя, произнося, по сути, гимн всей нашей жизни, в которой безобразия давно воспринимаются как нормальное явление, а добродетель остаётся уделом «дураков». Но как бы серьёзно это не звучало это сарказм, сарказм по поводу нашего общества. На самом деле мы не такие, мы просто не можем и не должны быть такими. Над нами пошутили, но пошутили весьма трагично, выставив всех нас круглыми дураками. И пусть это, наверно, главное отступление картины от реальности, но именно поэтому этот фильм достоин успеха у самой массовой аудитории.
Разумеется, все объединили усилия и принялись отговаривать меня. Карен твердила: «Не надо, не надо», но Герти была настроена более ожесточенно и сообщила мне, что я спятил, ибо ни один человек в здравом уме не отдаст триста тысяч и т. д. и т. п. и проч. Молодой человек, Боб, долдонил: «Не рубите сплеча, мистер Фитч», а сенатор выдавал высказывания вроде: «Знаете, вам непременно надо это обдумать», «Почему бы вам прежде не посоветоваться с вашим приходским священником, послушать, что он скажет, а уж тогда…» или «Не надо совершать поступков, о которых на другой день придется сожалеть».
Но я знал, какой поступок мне надо совершить. Уже пару дней я подозревал, что все-таки откажусь от этих денег и что моя единственная задача - решить, кому лучше всего их пожертвовать. А когда мы пришли сюда, осмотрелись и послушали речь сенатора Данбара, я понял, где мои деньги принесут наиболее ощутимую пользу.
Мои деньги. Но ведь они, по сути дела, не мои. Я унаследовал их лишь благодаря несправедливости судьбы, едва ли не мошенническим образом. Кабы дядя Мэтт знал, каким дурачком я уродился, едва ли он вверил бы мне свое неправедно добытое добро. Собственно, это даже не деньги дяди Мэтта, ибо он тоже получил их обманным путем, украл у человека, который после этого покончил с собой. Если уж они кому-то и принадлежали, то наследникам Педро Коппо, двоим его сыновьям. Но мне глубоко претила мысль о том, чтобы отдать деньги такому жулью: они еще хуже, чем дядя Мэтт или любой другой мошенник.
Кидала может вытянуть из вас доллар, или сто долларов, но при этом страдает только ваша чековая книжка. Кидала не бьет людей, не похищает и не убивает их.
Нет, если на этих деньгах кровь, тут им самое место. Пусть они принадлежат ГПП и в кои-то веки пойдут на правое дело. Пусть они помогут посадить братьев Коппо за решетку до конца дней. Хотя бы до конца моих дней, это меня вполне устроит.
Когда, наконец, окружающие уразумели, что я полон решимости немедленно передать деньги ГПП, сенатор проговорил:
Ну что ж, сэр. Даже не знаю, что вам сказать. Ваше пожертвование принесет огромную пользу. Вот, пожалуй, и вся моя речь. Мы тут и не мечтали о такой удаче, верно, Боб?
Это точно, сэр, - с тусклой улыбкой отвечал Боб. - Я просто ошарашен.
Полагаю, теперь вам понадобится помощь стряпчего, - сказал сенатор. - Не желаете ли позвонить своему поверенному прямо отсюда?
Добрьяк? О, нет.
Давайте позовем вашего поверенного, - предложил я. - Вероятно, он разбирается в таких вопросах лучше, чем мой. Сейчас надо составить бумагу, которую я подпишу. Обязательство передать всю сумму наследства. Тогда вы сможете получить деньги, даже если со мной что-нибудь стрясется.
О, я уверен, что с вами не случится никакой беды, - ответил сенатор. - Полагаю, нам следует без промедления отрядить к братьям Коппо парламентеров, чтобы обо всем сообщить. Что скажете, Боб?
Я бы с удовольствием сделал это сам, сэр.
Молодец. Вы и Каллахан, - сенатор снова повернулся ко мне. - Хорошо, сейчас мы вызовем сюда нашего юрисконсульта. Боб, позаботьтесь об этом, пожалуйста.
Разумеется, сэр, - Боб встал из-за стола, извинился и вышел.
Глядя на меня, сенатор Данбар сказал:
Возможно, вас заинтересовало бы предложение поработать здесь, мистер Фитч, - он улыбнулся. - Теперь мы, разумеется, сможем расширить наши штаты.
Я ничего не смыслю в сыскном деле, - ответил я, хотя был польщен этим предложением.
А чем вы занимаетесь? - спросил Данбар, и последующие несколько минут мы с ним обсуждали мое скромное поприще исследователя и возможности использования плодов моих изысканий в деятельности ГПП. В конце концов я обещал подумать, и тогда сенатор вкратце поведал нам об истории и послужном списке ГПП и рассказал несколько анекдотов о деятельности этого учреждения.
Так мы и болтали минут десять, а потом вошел Боб и сказал:
Все готово, сэр, я освободил зал заседаний, там попросторнее.
Очень хорошо, Боб, - похвалил его сенатор, поднимаясь на ноги.
Несколько секунд мы с ним потоптались в дверях, с поклонами пропуская друг дружку вперед, в конце концов я уступил и возглавил шествие. Карен и Герти, по-прежнему не одобряя мой замысел, хотя теперь уже молча, побрели следом.
Мы пересекли приемную и вошли в дверь смежного помещения, длинного и узкого. Тут стоял стол для совещаний, окруженный удобными на вид стульями с деревянными подлокотниками и красными кожаными зачехленными сиденьями. В дальнем конце стола стоял какой-то человек, перед ним лежал раскрытый чемоданчик для бумаг. Человек доставал из него всевозможные канцелярские принадлежности и раскладывал на столе.
Я тотчас уловил в его облике нечто знакомое, но никак не мог понять, что же именно. Лет пятидесяти, среднего роста, склонный к полноте, но не толстый в истинном смысле этого слова, прилично одетый. Таких полно во всех центральных ресторанах в обеденный перерыв. Может, он просто напомнил мне этот тип людей? Но откуда тогда это странное ощущение, будто я уже где-то его встречал?
Сенатор выскользнул из-за моей спины.
А, Прескотт, рад снова видеть вас, - сказал он, пожимая руку вновь прибывшему, после чего повернулся ко мне. - Мистер Фитч, позвольте представить вам человека, который со дня основания нашей организации оказывал ей бесплатную правовую помощь. Мистер Прескотт Уилкс. А это, вероятно, самый щедрый из наших благодетелей, господин Фредерик Фитч.
Прескотт Уилкс! Поверенный, который прислал дяде Мэтту то письмо!
Я почувствовал внезапный холодок в затылке. Что-то где-то было не так.
Меня окружали улыбчивые, дружелюбные, умеющие убеждать люди, с которыми приятно расслабиться, пустить все на самотек, пустить свой хлеб по водам…
Все повторялось снова!
Прескотт Уилкс с вежливой улыбкой шагнул ко мне, протянул руку, и в этот миг я вспомнил, где видел его прежде. А значит, вспомнил, кто он такой.
А значит, понял, что он такое. А значит…
Профессор Килрой! - вскричал я. - Вы - профессор Килрой!
Дураки не умирают, - смеётся Бофур. Он смеётся широко и весело, в его глазах - неутомимая жизнерадостность и неубиваемое жизнелюбие. Его улыбка солнечная и добрая, и он весь сияет, точно сегодня праздник. Точно каждый день - праздник.
Словно не было ничего.
Бильбо плачет и утирает слёзы грязным рукавом. Ему бы хотелось плакать тихо и сладко, выпуская из себя боль, ослабляя натянутые нервы, отпуская свою душу из тисков безумного страха и смертельного ужаса. Но он не может, и слёзы льются и льются, а из горла вырываются сдавленные рыдания, слишком громкие и почти нелепые. Он плачет навзрыд, краснея от стыда, как ребёнок, который испугался собаки, и теперь сидит на траве, обхватив себя руками и зажмурив глаза.
- Я рад, что ты жив, - повторяет он и почти падает в объятия гнома: ноги его не держат, его всего шатает, и вообще удивительно, что он ещё в сознании... Видимо, организму требуется время, чтобы понять, что он жив.
Минуту назад он был уверен в том, что остался один.
От Бофура пахнет металлом и потом, дымом и кровью. Он смеётся, обнимая Бильбо, и тому кажется, что это неправильно. Что сейчас невозможно смеяться, что это просто истерика того, кто не успел помочь брату, не сумел спасти друзей, даже не смог умереть, как подобает достойному члену отряда - на поле битвы, рядом со своими товарищами.
Но Бофур продолжает улыбаться и на следующий день, и на следующий - а на третий день Бильбо уходит.
Я живой, - шепчет он своему отражению в воде. Отражение смотрит устало. Не верит.
- Абсолютно, - Бильбо не надо поворачиваться, чтобы понять, кто это сказал. Он знал, что гном пойдёт за ним и найдёт его, он мог бы поспорить на мешок золотых - если бы было, с кем.
Он не видит, но знает, что Бофур улыбается и сдвигает назад свою неизменную ушанку, пережившую их всех. В его глазах солнечные блики, ярче, чем на воде. В его глазах жизнь, и сколько бы Бильбо не вглядывался, он не видит там, внутри, ни перекошенного от боли лица Ори, ни переплетённых пальцев Фили и Кили, ни растерзанную грудь Глоина, на которой сверкает медальон, ни поверженного короля. И ему от этого становится жутко.
Ему хочется вырвать из своего сердца эти картины и бросить их в своего друга: "На, смотри!"
- Зачем ты пошёл за мной? - говорит он и поднимается на ноги, чтобы не смотреть снизу вверх.
В ответ Бофур тихо и ласково целует его в лоб. У него сухие обветренные губы, от него пахнет табаком и дешёвым мылом. У Бильбо глаза сухие и злые, а пальцы медленно гладят карман жилета. Сейчас бы оттолкнуть, ударить, убежать, спрятаться - а потом отравиться, утопиться, удавиться.
Но вместо этого он снова утыкается носом в грудь гнома, обнимая того и чувствуя, как сильные руки поддерживают его и не дают упасть.
- Почему мы выжили? - спрашивает он, не поднимая взгляда, и сам слышит в своём вопросе так и не высказанное "Почему они умерли?"
Бофур виновато улыбается и разводит руками.
Бильбо никогда не видел смерти, которая сеет ужас на своём пути. В Шире бытие крутилось вокруг рода, род правил бал и смирял все ненастья. Кому печаль от того, что ты умер, если у тебя живёт наследник? Кто будет печалиться, приходя на могилу, в то время как на поляне играют дети? Жизнь и смерть шли рука об руку и вполне успешно заменяли друг друга.
Бофур видел смерть, которой нечего противопоставить, кроме отчаянной и бескорыстной веры в добро - и той едва хватало. Чем он мог помочь своему другу, который впервые ощутил на свои плечах груз осознания несправедливости этого мира?
Они шли вместе, не зная, куда. Молча и глухо, не глядя друг другу в глаза.
Что их связывает? Привязавшиеся друг к другу тонкими ниточками-паутинками дружбы, раньше позволявшей Бильбо класть голову на чужое плечо во время привалов и верить в то, что его исчезновение непременно заметят. Почти любовь, заставлявшая Бофура тихо наигрывать на флейте забытые мелодии для своего друга и всегда давать ему порцию еды чуть-чуть больше, чем остальным - не считая любимого брата, разумеется. Что связывает их теперь, когда всё прошлое выжгло мучительное в своей бескомпромиссности чувство вины? Разве они имеют право улыбаться, когда всё их прошлое осталось у проклятой горы, теперь навсегда одинокой?
Бильбо не верил, что они должны жить.
Бофур был уверен, что они должны жить. Почти обязаны. Как страшная расплата за отсутствие смерти - жить и получать удовольствие от жизни, несмотря ни на что.
По вечерам Бильбо сидел у костра, поджав под себя ноги, глядел на огонь - и думал о Шире. О том, как он ненавидит свои серебряные ложки, запасы табака, узорные салфетки и сундук с приданным своей матушки. Он вообще теперь много чего ненавидел. Кольцо жгло кончики пальцев, касавшихся его.
Блеск в глазах Бофура с каждым днём становился всё более тусклым, и за это хоббит тоже винил себя.
А потом пришёл холод, холодный пронизывающий ветер снаружи, редкий и липкий снег в лицо, а внутри - вымерзшая пустыня, пустота и почти забытое плаксивое чувство дискомфорта. Хотелось тепла, и картина лежащего лицом вниз Балина с тысячью стрелами в спине тонула в чашке горячего супа и обжигающей улыбке Бофура.
- Куда мы идём? - спросил он у гнома, когда они сидели в крохотной пещерке, тесно прижимаясь друг к другу и выдыхая одинаковые облачка пара.
- Провожу тебя до дома, - смеялся Бофур и дышал на покрасневшие пальцы друга. - А потом пойду бродить по свету. Надо насочинять песен про наш поход, да петь в каждом селении, чтобы осталась хоть какая-то память.
"Я с тобой", - хотел сказать Бильбо, но не смог. Нет, не ему ходить по городам и рассказывать о том, что случилось. Его удел - жить в своей норе, вдалеке от всех, медленно тлея и пугая соседей своим мёртвым взглядом.
Бофур почти специально щекотал запястье друга усами, не отпускал его руки и мурлыкал что-то себе под нос. Бильбо вслушался в смутно знакомый напев, приходивший к нему во снах - и его душу, замёрзшую в тоскливой ненависти и безысходности, уже не болящую, точно бросили на раскалённую сковородку.
Кажется, он плакал и трясся, а Бофур крепко сжимал его в объятиях, сцеловывал дорожки слёз - потому что руки были заняты, ну а потом стало уже неважно. У гнома громко стучало в груди живое горячее сердце, а в глазах читалась тщательно закрытая, забитая, забытая жажда - и Бильбо, отогретому, оживлённому, зацелованному, было его до смерти жалко.
- Бофур, - позвал он его, притягивая к себе и зарываясь пальцами в угольно-чёрные волосы. - Зачем ты себя убиваешь?
Где-то в глубине встревоженно глядящих глаз, глубже, чем самые страшные шахты Мории, отозвалось что-то такое же страшное и такое же глубокое - но тут же потонуло в виноватой улыбке, и гном мягко отстранился, выпутывая чужие пальцы из своих кос и натягивая съехавшую шапку.
Тогда Бильбо понял, что ради него он пойдёт до конца, в самую даль этой непонятной ему души. Даже если ради этого ему придётся умереть - ха! Даже если ради этого ему придётся жить.
Бофур смеялся, шутил и шёл вперёд, пытался раскурить свою трубку - безнадёжно, не при такой погоде - а Бильбо шёл за ним, не зная дороги и не желая её знать. Небо было тёмное, а в гноме пело солнце, и хоббит раз за разом вспоминал прошлую ночь, когда впервые проклюнулся росток сомнения: так кто же из них насильно заставляет второго жить?
Дальше был привал, костёр, мало еды и неловкое молчание, а потом Бильбо встал и решительно сел к другу на колени, обхватывая его ногами и с самым серьёзным выражением лица разматывая шарф. Бофур оцепенел, потом побледнел - и в глазах его разом погасло солнце, и вновь открылось то, глубокое, тянущееся наружу со старательностью смерти, притягивающейся к жизни.
- Не надо, - жалобно попросил он, но Бильбо уже добрался до тёплой кожи груди, наклонился, поцеловал - и выше, к ключицам, к шее, к уху, к виску, ко лбу.
- Ты же хотел этого, - шептал хоббит, дрожащими пальцами развязывая свой шейный платок. - И как давно?
- С самого начала, - хрипел Бофур, помогая стянуть мешающийся жилет.
- Так почему не сказал?
- Дурак, - виновато улыбается гном, и в глазах его пляшут отблески огня, напоминающие блики солнца.
Дурак. Потому и выжил.
У Бофура грубые руки шахтёра и ловкие пальцы флейтиста.
Бильбо закусывает губу, стонет, трётся, плавясь от нежных ласк снаружи и сводящих с ума ласк внутри. Рядом с ними сейчас, наверное, стоят призраки и молча осуждающе качают головами. А им что? Они живые. Им можно.
- Можно? - спрашивает Бофур, и его руки, скользкие от какой-то жидкости, замирают на широко разведённых бёдрах.
- Мооожно, - тянет Бильбо и сам подаётся вперёд, насаживается, обещает себе не плакать - но плачет. Больно. А раз больно, значит живой.
Бофур говорит что-то доброе, гладит и целует, успокаивает, улыбается. Движется медленно, во всю длину не входит - сдерживается. Бильбо хочется быстрее, сильнее, больнее, чтобы вытрахать из себя всю боль, чтобы разорвать тугой узел страха в животе, чтобы лишить себя всех чувств и утонуть в забытьи. Но это бы означало, что он сдался, не выдержал, подвёл. И приходится терпеть эту убийственную нежность.
Кому из них это больше надо? Влюблённому дураку, который способен всё принять и всё пережить, кроме медленного самоуничтожения того, кого он любит? Или погружающемуся в пучину ужаса и животной злости мертвецу, живущему только так - улыбками, прикосновениями и виной за чужую бескорыстную самоотдачу?
- Ты живой, - говорит Бофур и входит глубже, точно пытаясь протолкнуть свои слова как можно дальше. Бильбо стонет и выгибается, почти встаёт на лопатки, и в захлестнувшей волне удовольствия исчезают бледные лица преследующих его призраков.
"Мы живые", - думает он, но сказать не может.
Я пойду с тобой, - говорит Бильбо, пока Бофур скатывает и убирает их нехитрое ложе. - Я буду ходить с тобой по городам и слушать твои песни.
- А как же твой дом? - удивляется гном, и хоббит вспоминает давний разговор в пещере, произошедший точно перед пленением их гоблинами. Вспоминает доброту и искреннее пожелание счастья, вспоминает неузнанную и неразгаданную тогда надежду на то, что с уходом недогадливого полурослика исчезнет и тянущее вниз чувство ненормальной и неестественной любви.
- Я уйду в него, когда состарюсь, - улыбается Бильбо, и улыбка выходит не вымученной, настоящей. - Когда я стану больным, морщинистым и некрасивым, когда ты больше не сможешь меня любить, тогда я уйду домой и напишу книгу о своём слишком долгом путешествии. И ещё я запишу туда все твои песни, которые только смогу запомнить.
Бофур поворачивается к нему, и в его глазах сверкает безжалостное в своей доброте солнце.
- Я тебя не отпущу. Если ты уйдёшь, я свихнусь.
Бильбо смеётся. Он сам не уйдёт - не потому, что без Бофура он вновь станет пустым и холодным комком страха и ненависти, натянутым на золотое кольцо. Он не уйдёт потому, что без него Бофур точно свихнётся.
Дураки не умирают, они сходят с ума. Но от этого Бильбо его спасёт.
КОДЕКС ДУРАКА
1. Ищите Дурака, да обрящете.
2. Эволюция развивалась от умного - к дураку. Умный может открыть в себе Дурака. Дурак никогда не согласится стать снова умным, дурак с маленькой буквы - тупиковая ветвь эволюции.
3. Дурак настолько прост, что в него отказываются верить.
4. - Дураку закон не писан, - смеётся Дурак. - поэтому он обречён быть свободным.
5. Неудачи преследуют всех. Но Дураков они не могут догнать.
6. Дурак никогда не плюет против ветра, так как ветер у него всегда попутный.
7. Разум - ловушка Дьявола. Дурак - выход из неё, данный Богом.
8. Дурак прекрасный игрок: он никогда не побеждает.
9. Но Дурак непобедим, так как никогда не сражается.
10. - Зачем предаваться греху уныния, - смеётся Дурак, - Когда есть другие грехи?
11. Дурак никогда не попадает впросак. Я не такой умный, - смеётся он, - чтобы найти это место.
12. Дурак всегда ходит с открытым ртом - поэтому он всегда сыт.
13. Когда умный, становясь Дураком, просыпается - мир исчезает. Затем Дурак, смеясь, выстраивает его заново.
I4. - Большинство умных, - смеётся Дурак, - умирает, так и не успев разиться.
15. - Познай сем, - смеётся Дурак, - пока тем не познали другие.
16. Дурак не верит в чудеса. Он ими пользуется.
17. - Возлюби Дурака в ближнем своём, - предлагает Дурак.
18. Все люди от Бога, но лишь дурак К Богу.
19. А всё ли ты сделал, чтобы стать Дураком?
20. Смех - кратчайший путь от умного к Дураку.
21. Дурак никогда ничего не ищет, так как знает, что если он найдёт, то только сам.
22. Дурак всегда рядом. Когда умный наконец находит его, то потом долго смеётся, вспоминая свои поиски.
23. Дурак радостно смеётся в себе тому, что умный хочет изменить в другом.
24. Что Дурак ест, то он и есть, А ест он всё.
25. Умный борется с сатаной. Дурак лишь смеётся, слыша это имя.
26. Ищи Дурака в сердце своём.
27. Когда Ницше сказал: Бог умер! - он поторопился. Ведь Дурак остался.
28. Конец света не наступит, пока есть хоть один Дурак.
29. Умный меряет себя от земли до головы, а Дурак от головы до Неба.
30. Не мир создал Дурака, а Дурак мир.
31. Заставь Дурака Богу молиться - такой хохот раздастся сверху.
32. Дурак всегда влюблён.
33. - Чем ты владеешь, то владеет тобой, - смеётся Дурак, Заглядывая в свой пустой карман. - Если ты не владеешь ничем, то у тебя есть всё, - продолжает он, доставая оттуда бутерброд.
34. Карман у Дурака всегда полон, потому что - дыряв.
35. Дурак моргнёт - и мир другой.
36. - Хороший Бог, - смеётся Дурак, - это Бог, о котором рассказывают анекдоты.
37. Бог с Дураком играют в прятки. Дурак не ищет. Но всё время находит.
38. Всё, Что умный может представить, Дурак может создать.
39. Дурак может всё. Но хочет лишь то, что имеет.
40. - В мире спящих, - смеётся Дурак, - умный - это Король. Но тому, кто проснулся. Король не Нужен.
41. - Как слепой не поймёт зеркала, - добавляет Дурак, - так спящий - Дурака.
42. - Когда люди соглашаются со мной, мне всегда хочется извиниться.
43. - Кодекс Дурака - это зеркало, - смеётся Дурак - если его читает осел, то и видит…
44. - Чем громче смех - тем ближе к Богу, - смеётся Дурак.
45. - Спроси меня. - улыбается Дурак, - и я совру.
46. - Быть умным - самая смешная из привычек, - смеётся Дурак.
47. - Валяют Дурака многие, - хохочет Дурак, - но поваляться вместе с ним решаются единицы.
48. - Неприятности приходят и уходят, - смеётся Дурак, - а их творцы остаются.
49. - А ты попробуй - посмейся с умным выражением лица, - предлагает Дурак.
50. - Подойди к зеркалу, - смеётся Дурак, - и ты увидишь мир, в котором живёшь.
51. - Выброси зеркало, - смеётся Дурак, - и может быть, ты увидишь себя.
52. - Ты всегда держишь себя в руках? - удивляется Дурак. - Как же в них войдёт что-то?
53. - Жизнь, - смеётся Дурак. - это один день, проведённый в гостях у самого себя.
54. - Есть две трагедии в жизни человека, - вспоминает Дурак, - это когда он не может получить желаемое и когда наконец получает.
55. - Смех - прекрасный способ вести беседу, - хохочет Дурак.
5б. - Рядом со мной можно научиться лишь одному, - смеётся Дурак, - забывать.
57 - Забыть, - хитро улыбается он, - значит вспомнить.
58. - Дурак никогда не спорит. С кем спорить? - хохочет он.
59. - Ты в тупике? - смеётся Дурак, - вот и славно, оттуда я лучше виден.
60. - Умный, - смеётся Дурак, - это свеча для спящих.
61. - Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, - авторитетно заявляет Дурак, отрезая себе ещё кусочек.
62. - Потерять, - говорит Дурак, - значит найти.
63. Дурак - это ключ от дверей, за которыми нет ничего.
64. Дурак - это ключ от дверей, за которыми есть всё.
65. - Не важно, что делаешь, - смеётся Дурак, - важно, что делаешь.
66. - Но не делай того, - добавляет он, - что можешь не делать.
67. - Хочешь быть свободным? - спрашивает Дурак, - тогда забудь это слово.
68. - Смейся и кланяйся чаще, - говорит Дурак, - иначе тебя примут у умного.
69. - Тебя хвалят? - улыбается Дурак, - прости их.
70. - Если вы не понимаете моего смеха, - хохочет Дурак, - как же вы можете понять мои слова?
71. - Добро? - удивлённо спрашивает Дурак, - ах, да!.. Это то, что с кулаками… - хохочет он.
72. - Если ты мыслишь, - смеётся Дурак, - значит, ты очень даже не Дурак.
73. - Сколько нужно ума, чтобы не казаться Дураком, - добавляет он, хохоча.
74. - Ты очень умный, - хохочет Дурак, - поэтому ты прежний…
75. - Человек вечно преследует сияющее существо, спасаясь от существа чёрного, - говорит, чихая, Дурак, такую пыль подняли, бегая вокруг меня…
76. - Чем меньше желание говорить, - смеётся Дурак, - тем больше удаётся сказать.
77. - Рабы не мы, мы не рабы - едва сдерживая смех, читает Дурак, - а как насчёт удовольствий?
78. - Я действительно ничего не значу, - смеётся Дурак. Но сколько мне пришлось изучить для этого.79. - Наполняйте себя знаниями. Накачивайте! - хохочет Дурак, - ведь чем-то вас должно рвать перед очищением.
80. - Ты знаешь путь? - смеётся Дурак, - и у тебя даже есть карта? - хохочет он, - не иначе как из крапленой колоды.
81. - А ты попробуй, - предлагает Дурак, ощути своё падение как прыжок.
82. - Хочешь одурачить мир? Скажи ему правду, - смеётся Дурак.
83. - Истина прячется в её отсутствии, - добавляет он, улыбаясь
84. - Счастье не надо искать, - смеётся Дурак, - им надо жить.
85. - Умный - это самоубийца, - говорит Дурак.
86. - Зачем мне думать? - удивляется Дурак, - я знаю!
87. - А откуда ветер знает, - хохочет он, - в какую сторону дуть?
88. - В одно ухо входит, в другое выходит, - смеётся Дурак, - и так весь день. С ума сойти можно!
89. Круглый Дурак совершенством своей формы отражает совершенство вселенной.
90. - Мне тоже в суп может попасть муха, - радостно улыбаясь, уверяет Дурак.
91. - Ты хочешь увидеть? - смеётся Дурак. - Закрой глаза.
92. - Хочешь понять говорящего? - веселится он, - перестань его слушать.
93. - Не будет флюгера, - смеётся Дурак, - исчезнет ветер.
94. - Посмотрев на луну, Дурак включает её, как лампочку.
95. - Ум - это лопата, - смеётся Дурак, - чем он острее, тем глубже могила.
96. - Вначале было слово, - вспоминает Дурак, - а потом слова, слова, слова…
97 - Пишешь? - смеётся Дурак. - Пиши. Но не забывай - чем чище бумага, тем чище задница.
98. - Ломай палку, ломай, - смеётся Дурак, - может, и получится у тебя один конец.
99. - Хорошо прицелься, - предлагает Дурак, - и, если тебе повезёт, ты промахнёшься.
100. - Ты попал в цель? - смеётся Дурак. - Ищи дыру в собственном теле.
101. - Хочешь выть счастливым? - хохочет Дурак. - Хоти!
102. - Если ты человек честный, - говорит Дурак, - значит, ты всегда лжешь.
103. - Чем ближе к правде, - смеётся он, - тем дальше в лес.
104. - Всякое утверждение ложно, - хохочет Дурак, - это тоже.
105. - Если ты знаешь, куда идёшь, ты храбрец, - смеётся Дурак, - ведь ты и вправду можешь туда попасть.
106. - Обстоятельства, - важно надувает щеки Дурак, - это я.
107 - Ты действительно хочешь жить? - смеётся Дурак. - Ну, что ж - тогда попробуй умереть. От смеха.
108. - Ты всего лишь снишься себе, - хохочет Дурак.
109. - Невозможно? - смеётся Дурак. - Вот-вот. Как раз то. Что нужно.
110. - Бог великий шутник, - говорит Дурак. - Но смеётся он лишь после того, как я открываю рот.
111 - Надежда, - хохочет Дурак, - это леденец на палочке, которым ты пытаешься изнасиловать Бога.
112. - Опыт - смеётся Дурак, - это клизма. Попробуй. Сравни. Ну как? Что, кроме привычного дерьма, из тебя вышло?
113. - Ты говоришь о том, как стать лучше, - смеётся Дурак, - а я о том, как стать Дураком.
114. - Единое и Совершенное? - хохочет Дурак. - Вот-вот, и я о том же. - И кокетливо поправляет свой колпак.
115. - Это выло вначале, - вспоминает Дурак, - это будет в конце… Но куда ты собрался идти? - смеётся он. - Ведь твой Дурак и сейчас рядом.
116. - Любовь? - смеётся Дурак. - А кто любить будет?
117 - Ты всё это прочёл? - удивляется Дурак. - И даже начинаешь понимать? - хохочет он. - Тогда читай заново!
118. - Ой, не могу! - хохочет Дурак, ухватившись за живот. - Сейчас лопну!
Дурак советует: носи этот Кодекс постоянно с собой.
Он поможет тебе в самый критический момент твоей жизни - когда вдруг закончится туалетная бумага.