Дометиан сербский писатель. Скончался известный сербский писатель милорад павич

Симеон Пишчевич, русский генерал и сербский писатель

Жизнь Симеона Пишчевича

Во время великого переселения сербов в 1690 году Пишчевичи, происходившие из села Пишча в Паштровичах, уже служили в австрийской армии. Дед писателя, Гаврило Пишчевич, воевал с венгерскими мятежниками и с турками, а позднее, в период переселения, был офицером и командиром легкой кавалерии. Один из Пишчевичей был адъютантом принца Александра Вюртембергского, когда тот приезжал в Белград. Алекса Пишчевич в 1724 году был капитаном в городе Чачак, и с его помощью будущий патриарх Арсений Йованович Шакабента осуществлял связь с митрополитом в Карловцах. Отец Симеона, Стефан, служил капитаном милиции Подунайской военной границы и был комендантом города Шид (больше сотни домов и 500 душ населения). В начале XVIII века Пишчевичи были в этих краях старожилами и считались уважаемой старой военной династией, правда, некоторые их них уже тогда имели отношение к литературным занятиям, во всяком случае, переписывали и редактировали книги.

Стефан Пишчевич, отец писателя, после участия в войне 1744–1745 годов за австрийское наследство служил в Петроварадинской крепости (Нови-Сад) и в Сремских Карловцах, а затем был обер-капитаном сремского гусарского полка в Крчедине (1748). Впоследствии он ушел в отставку из-за необходимости частых переездов и неурядиц, возникших в связи с роспуском сербской ландмилиции и отводом войск с линии границы. Какое-то время он жил в Нови-Саде, а в 1756 году на волне сербского переселения перебрался из Австрии в Россию, получив назначение в только что образованный гусарский полк, стоявший в Белой Слободе. В первом браке у него родилось четырнадцать детей, из которых в живых остались только двое - сыновья Симеон и Таврило.

Симеон родился в Шиде 14 сентября 1731 года, и уже с пяти лет имел своего домашнего учителя. Вскоре он переехал в Петроварадин к своему дяде по матери, Секуле Витковичу, который в звании оберкапитана в 1735 году был назначен командиром полка Подунайской ландмилиции.

В период с 1735 по 1740 год Пишчевич учился в школе на Петроварадинском валу (Нови-Сад), которая, несомненно, была той самой латино-славянской школой, основанной в 1731 году бачским епископом Виссарионом Павловичем, в которой позднее учился и драматург Йоаким Вуич. Пишчевич в своих мемуарах и сам говорит о том, что в школе «продолжил изучение родного языка, а затем перешел на латинский», что как раз соответствует программе вышеупомянутого учебного заведения. Время его обучения частично совпало с лучшим периодом деятельности школы в Нови-Саде, - временем, когда ее префектом и учителем был Дионисий Новакович (1739–1749). Полученное в школе знание латинского языка впоследствии пригодилось Пишчевичу: он мог пользоваться трудами латинских авторов, когда писал свою «Историю», к месту употребить латинское изречение и даже делал некоторые переводы. Пишчевич посещал эту школу до тех пор, пока его дядя, получив новое назначение, не увез племянника в Вену.

В Вене Пишчевич провел около трех лет (1740–1743). Он жил в одном из загородных пансионов, возможно, недалеко от Йозефштадта и хорошо знал также пригород Ландшрассе, вероятно, благодаря тому, что через купцов, останавливавшихся там в одной из гостиниц на улице Алтфлайшмаркт, поддерживал связь с соотечественниками. В один из первых дней пребывания в австрийской столице он стал свидетелем волнующего события: учитель повел его полюбоваться парадом земляков Пишчевича, знаменитых штурмовиков, вышедших в своих живописных костюмах поприветствовать молодую императрицу Марию-Терезию. Девятилетний мальчик не мог тогда и мечтать о том, что через несколько лет он сам будет сражаться плечом к плечу с этими грозными воинами.

В Вене с 1740 по 1743 год Пишчевич продолжил образование. Он выучил немецкий и мог на этом языке легко говорить, писать и читать. Там же он изучал арифметику и геометрию, а позднее, в Сегедине и Осиеке, усовершенствовал свои знания немецкого языка и арифметики и начал изучение судебной и военной администрации.

Если не принимать во внимание оперные либретто Голдони и Метастази, нам не известно, что составляло круг чтения юного Пишчевича в Вене, мы можем только делать предположения. Существует, однако, книга, которая, вероятно, еще тогда, в сороковые годы, побывала в руках у Пишчевича. Это был «Робинзон Крузо». В своих мемуарах Пишчевич ссылается на эту книгу, упоминая «робинзонаду» и сравнивая беженцев Славяно-Сербии с «теми несчастными, что потерпели кораблекрушение и были выброшены морскими волнами на необитаемый остров».

Семейное горе - смерть братьев и сестер и болезнь матери - прервали обучение Пишчевича в Вене. Четыре года он жил дома, а потом уехал в Сегедин, где отец попытался записать его в католическую гимназию. В связи с тем, что православных туда не принимали, а отец не соглашался перевести сына в католичество, было решено отдать Пишчевича в немецкий частный пансион. Позже отец перевел его в Осиек, где сам служил в крепости, и 1744 год был посвящен изучению судебной и военной администрации на немецком языке.

Весной того же года полк сербской ландмилиции принял участие в войне за австрийское наследство, которой руководил принц Карл Лотарингский. В составе этого полка под командованием Вука Исаковича двинулись на Францию и Пишчевичи, отец и его тринадцатилетний сын - полковой писарь.

Этот поход имел большое значение для будущего воина и будущего писателя: во время военного смотра в Печуе его произвели в адъютанты; в городе Грац он начал вести дневник; в Кремсмюнстере в числе других офицеров своего полка был приглашен на обед к одному прелату, где его ослепил блеск дворца в стиле барокко. Недалеко от Майнца, перейдя Рейн, Пишчевич получил боевое крещение; во время этого сражения был ранен его отец, а у крепости Луй французы, сделав на реке запруды, затопили австрийские окопы и перебили картечью тех, кто не успел захлебнуться в воде. В Страсбурге его отец попал в плен, но сразу же был освобожден; недалеко от Пайнхайма войска снова переправились через Рейн и вернулись в Германию. Полк стоял зимой в Верхнем Пфальце, недалеко от города Шартинг, где отец Пишчевича был обвинен в подстрекательстве, арестован и доставлен в замок Сум, резиденцию фельдмаршала графа Бачани. Симеон, который повсюду сопровождал отца, вскоре вернулся в полк, получил письменное подтверждение невиновности отца и освободил его. Они вместе возвратились на зимовку, во время которой Пишчевич приятно проводил время в доме барона Шенбруна в поместье Милдах. В мае 1745 год полк был направлен в Чехию, где шла война с пруссами, но, дойдя до Баварии, получил новый приказ и вернулся в Славонию.

Тем временем в Петроварадине говорили о расформировании полков. Венгерское дворянство, оказавшее большую помощь Марии-Терезии в ее борьбе против Фридриха Великого, требовало исполнения юридических постановлений 1741 года о ликвидации сербской Военной границы вдоль Мориша и Тисы, находившихся на территории венгерского королевства. Пока шла война за наследство, австрийский двор не спешил исполнять свои постановления, боясь, что ликвидация Военной границы и передача управления венгерским гражданским властям вызовет протест со стороны сербов. В связи с этим разоружение границы проводилось медленно и осторожно.

Весной 1746 года для руководства этим процессом в Петроварадин прибыл генерал Энгельсхоффен. Он взял Пишчевича к себе на службу и произвел его в чин подпоручика. В этом качестве Пишчевич посетил подразделения ландмилиции Брода, Посавья и Градишки, принял участие в Измерении трасс для прокладки новых дорог через леса Славонии и в составлении новых карт этой местности. Какое-то время канцелярия оставалась в Вуковаре, но зимой 1747 года генерал Энгельсхоффен, столкнувшись с большими трудностями и с сопротивлением сербов в вопросе о ликвидации Военной границы, отбыл в Вену для получения новых инструкций.

Сербы, служившие в ландмилиции вдоль Мориша и Тисы, тяжело воспринимали идею ликвидации Военной границы: после только что закончившихся военных походов по Эльзасу, Баварии, Пруссии и Италии они были поставлены перед выбором - или, отказавшись от военной карьеры, превратиться в зависимых от венгерских помещиков крестьян, или, оставив свои дома и имущество, переходить вместе с семьями на другой берег Мориша и Тисы, в Банат и другие районы, где сербские пограничные полки пока не расформировывались, а только реорганизовывались в регулярные подразделения австрийской армии.

Все эти реформы глубоко возмущали сербское население левобережного Дуная. Проводились собрания представителей всех округов, направлялись письма митрополиту Павлу Ненадовичу, призывавшие его потребовать от австрийской монархии защиты интересов сербского народа. Некоторые высшие офицеры Военной границы по Моришу не желали ни переходить под власть венгров, ни переезжать в другие области Венгрии и Славонии, они решили продолжить переселение, начатое их дедами (1690) и отцами (1737), вызванное турецкими завоеваниями. Так возникло движение в поддержку нового сербского переселения, на этот раз - в Россию.

Эту идею с одной стороны поддерживали сербы, служившие офицерами в русской армии и русский посол в Вене Бестужев, а с другой стороны - венгерские дворяне, которым был выгоден исход сербов, и в особенности их лидеров, олицетворявших военную силу и самосознание народа. Однако движение натолкнулось на решительное сопротивление митрополита Павла Ненадовича, полагавшего, что оно может принести вред сербской церкви. Тем не менее идея переселения распространялась довольно быстро, а после того как ее инициаторы Хорват и Шевич стали генералами русской армии и получили от австрийских властей паспорта, оно охватило даже те воинские части, которым не грозило расформирование. Вслед за Хорватом и Шевичем паспорт для отъезда в Россию запросил и Райко Прерадович, служивший вместе с Пишчевичами в славонском гусарском полку.

Зимой 1747 года Пишчевич из-за травмы не смог сопровождать генерала Энгельсхоффена в Вену и вернулся в Петроварадин и Карловцы, где какое-то время жил вместе с отцом и матерью. Он был принят высшим сербским обществом своего времени. При дворе еще здравствующего патриарха Арсения IV Йовановича Пишчевич познакомился со знаменитым полковником Атанасием Рашковичем, женатом на сестре патриарха. В доме Рашковича он встретился с Петром Шевичем, сыном генерала Шевича. Капитан Шевич был женат на одной из дочерей полковника Рашковича. С другой дочерью полковника - шестнадцатилетней Дофиной Пишчевич познакомился также во дворце патриарха. В 1748 году, в возрасте семнадцати лет и вопреки своей воле, он вступил с ней в брак. Это произошло вскоре после внезапной смерти матери Пишчевича и второй женитьбы его отца. В том же году он был произведен в поручики и служил сначала в сремском, а затем в славонском гусарском полку под началом майора Михаила Продановича, с которым подружился настолько близко, что продолжал поддерживать связь и в дальнейшем, уже в Вене. В момент, когда недовольство сербских офицеров, служивших в австрийской армии, достигло своего апогея, молодой Пишчевич, породнившийся с руководителями движения за переселение сербов, получил от своего дяди письмо к одному из родственников в России и при поддержки отца, который и сам хотел перебраться в Россию, принял решение вместе с Шевичами уйти из австрийской армии и поступить на российскую службу. Так и произошло, правда только в 1751 году, после того как Хорват уже уехал в Россию. Генерал Шевич сразу же дал Пишчевичу чин капитана и в Темишваре (Тимишоаре) у генерала Энгельсхоффена добился его отставки.

Однако Петроварадинское начальство пожаловалось на Пишчевича австрийскому двору, в результате чего отставка, полученная у генерала Энгельсхоффена, была признана недействительной, а Пишчевич арестован. После двухмесячного расследования в крепости Осиека императорским указом от 3 ноября 1752 года Пишчевич был помилован, произведен в капитаны австрийской армии и переведен в город Брод, в пехотный полк. Пишчевич был недоволен этим решением, и после внезапной смерти своего тестя Рашковича, отравленного в 1753 году, тайком отправился к своему отцу на Петроварадинский вал, а оттуда, распустив слух о том, что уезжает в Темишвару, отбыл сначала в Пешту, к купцу Георгию Ракосавлевичу, а затем в Вену.

В Вене в течение нескольких месяцев он, считаясь дезертиром, скрывался от военных властей и от шпионов митрополита Ненадовича. Сначала он остановился в гостинице на улице Альтфлайшмаркт, которая была ему хорошо известна. Там он встретил своего знакомого, торговца и банкира Димитрия Хапса, грека из России. Тот помог ему установить связь с русским посольством в Вене и поселил в доме купца из Постштайна, где Пишчевич жил до тех пор, пока не переехал в русское посольство в Йозефштадте. В течение этого времени Пишчевич появлялся только в гостинице «Энгер бирта» в пригороде Ландшрассе, где жил в то время майор Михайло Проданович со своей женой. В конце концов Пишчевич получил русский паспорт, заверенный австрийскими властями, куда были внесены также его жена, двое детей и пятеро слуг. 24 октября 1753 года Пишчевич отправился с Петроварадинского вала через Сентомаш и Сегедин в Токай, где его ждал майор русской армии Жалобов, который, находясь там под предлогом закупки вин для императорского двора, занимался переправкой сербских беженцев через границу. Миновав Польшу и проехав небольшую пограничную заставу Шелеговку, 22 декабря 1753 года Пишчевич прибыл в Россию.

В Киеве Пишчевич встретился со своим свояком, майором Шевичем, и был расквартирован в доме на Подоле. В январе 1754 года вместе с майором они отправились в Москву к генералу Шевичу. Пишчевич поступил к Шевичу в полк в чине капитана, был представлен царице Елизавете и в течение четырех месяцев посещал приемы, балы, маскарады и фейерверки. Он познакомился с Петром Текели и с черногорским владыкой Василием Петровичем, который, узнав откуда Пишчевич родом, потребовал встречи с ним и стал убеждать его заняться переселением черногорцев в Россию, что в то время было его главной деятельностью.

Когда Пишчевич снова вернулся из Москвы в Киев (где имел еще одну встречу с владыкой), сербская колония была поставлена на зимние квартиры и провела осень и зиму, занимаясь охотой. Весной 1755 года началось строительство поселения в степях бахмутской губернии, недалеко от рек Донец и Луган, где сербским колонистам была выделена земля, названная Славяно-Сербией. Пишчевичу достался надел недалеко от реки Донец, в Раевке. Здесь он провел зиму 1755 года, а в начале 1756 в связи с открывшейся в полку генерала Шевича вакансией, отправился в Петербург подавать прошение о назначении его туда майором. Место это досталось другому, но Пишчевич Петербурга не покинул. Он добивался, и добился, разрешения на переезд в Россию и своего отца.

В этот период Пишчевич посещал дома выдающихся людей того времени (Воронцова, С. Ф. Апраксина, П. С. Сумарокова, В. И. Суворова), бывал при дворе, ездил в оперу и на балы.

В апреле 1756 года он вернулся на поселение, но уже через два месяца получил приказ отправиться с секретной миссией в Вену и явиться к русскому посланнику Кайзерлингу. Вместе с семьей он выехал из Киева и через Польшу и Венгрию (где имел встречу с отцом) прибыл в Прашову. Неподалеку от Кошица вся семья была задержана и семь недель находилась под арестом, ожидая, пока из Вены прибудет паспорт с австрийской визой.

Болезнь сына на целый месяц задержала Пишчевича в Токае, а затем, дождавшись зимы, он по снегу добрался до Нови-Сада. Там его принял генерал Элфенрайх, его старый знакомый, он ослеп и оглох, но все еще был комендантом Петроварадинской крепости. Далее Пишчевич направился в Митровицу, к полковнику Рашковичу, который жил в этом городе с женой и тещей - сестрой и матерью жены Пишчевича. Зиму Пишчевич провел в Митровице, где в соответствие с планом владыки Василия занимался вербовкой сербов из Турции и организацией их перехода через Саву и австрийские территории в Россию. Весной 1757 года, оставив семью в Митровице, он двинулся назад вместе с группой беженцев. В Кечкемеге под его начало попала еще одна группа переселенцев из Триеста. Они пересекли Польшу, перешли границу на заставе Васильков и добрались до Киева. Пишчевич прибыл в Петербург для получения дальнейших указаний и там вновь встретился со своим отцом.

Пишчевич оставался в Петербурге до октября 1757 года, он получил придворную должность, поселился на Мещанской улице, завел свой экипаж и стал поддерживать служебные отношения с бароном И. А. Черкассовым. В этот период своей петербургской жизни он начал покупать книги, собирать библиотеку и проводить много времени за чтением. Нет никакого сомнения в том, что уже тогда он читал не только немецкие, но и русские книги. Именно в это время были изданы труды Михаила Ломоносова (Москва 1757) и начал выходить журнал А. П. Сумарокова «Трудолюбивая пчела», в 1756 году был основан русский театр, директором которого стал Сумароков (Пишчевич был лично знаком с одним из членов семьи Сумароковых).

В конце октября Пишчевич через Киев, Польшу, Эгр и Пешту отправился в Вену с каким-то новым важным и секретным поручением к уполномоченному русскому министру Кайзерлингу. Он задержался в Вене на два месяца, бывал при дворе Марии-Терезии и посещал оперу. В марте 1758 году он перевез из Митровицы в Токай жену, дочь и новорожденного сына, а сам отправился в Трансильванию, чтобы закупить лошадей для императорской конюшни. В Карпатах, на польской границе, недалеко от селения Горни Свидник 18 июля 1758 года во время неожиданно начавшегося наводнения погибли жена и сын Пишчевича. Остальные члены семьи чудом остались живы. Через Ярослав они добрались до русской пограничной заставы Васильков. В Киев прибыли 30 сентября 1758 года.

В середине декабря Пишчевич через Тулу и Москву приехал в Петербург и получил аудиенцию у императрицы в присутствие своего нового начальника - А. В. Алсуфьева. В конце 1758 года Пишчевич виделся с владыкой Василием, который настаивал на его назначении командиром черногорских переселенцев в Москве, однако вскоре владыку из Москвы выслали, и Пишчевич, не желавший, впрочем, принимать его предложение, остался в столице.

В 1759 году, поддавшись на уговоры генерала Хорвата, он подал прошение об отставке с придворной должности, после чего был произведен в майоры и приписан к полку Хорвата. Через Москву и Кременчуг Пишчевич поехал в Миргород, где в то время находился Хорват с намерением отправиться в составе македонского полка на войну с Пруссией, которая велась тогда из-за союзнических обязательств перед Австрией, но получил приказ ехать на Украину, в город Манжелей для формирования болгарского полка. По долгу службы он часто переезжал с места на место (Чигирин-Дубрава, Белоцерковка). Вскоре Пишчевич женился во второй раз, взяв в жены родственницу генерала Хорвата и братьев Чорба.

После смерти Елизаветы и вступления на престол Петра III (1762), а также в царствование Екатерины II, против Хорвата было начато судебное расследование, в результате которого он был разжалован и отправлен в заключение, а в 1763 году Новая Сербия лишилась своего имени и потеряла все полученные при Хорвате привилегии. Война с Пруссией закончилась, и Москва была наводнена офицерами, вернувшимися с поля брани и рассчитывавшими на продвижение по службе. Пишчевич провел в Москве четыре месяца, он был приписан к сербскому полку Петра Текели, стоявшему в Поречье.

В 1764 году, в связи с реформированием гусарских полков, Пишчевич получил чин подполковника и был переведен в харьковский полк полковника Николы Чорбы, в 1766 году вместе с ним участвовал в учениях в селе Валки. В феврале 1767 года Пишчевич был переведен в Ахтырский полк под командованием генерала Подгоричанина. В марте месяце, оставив жену и детей в Новой Сербии, Пишчевич в Киеве нагнал свой полк и двинулся вместе с ним в Польшу.

После пересечения границы и недолгой остановки в Житомире и Бродах, Пичшевич получил секретный приказ отправиться с небольшим отрядом в уездный город Винницу брацлавского воеводства. Оставаясь там до августа 1767 года, Пишчевич установил связь с генерал-поручиком польским и виночерпием литовским, графом, а впоследствии и маршалом, Потоцким и в качестве представителя России принял участие в провозглашении русско-польской конфедерации в брацлавском воеводстве. Выполнив свое задание, он вернулся в полк, который шел на Варшаву с приказом осадить город. В Варшаве во время заседания Сената были произведены аресты. Некоторые арестованные (краковский епископ Солтык, граф Ржевуский с сыном и киевский епископ Залуский) были доверены Пишчевичу и под его надзором доставлены через Гродно в Вильно, а там переданы русскому генералу Нумерсу. Когда после создания так называемой Барской конфедерации Польша при содействии Турции выступила против России, находившийся в Польше Пишчевич принял участие в войне, которую назвал «несчастным кровопролитием».

Во время большой русско-турецкой войны (1768–1774) Пишчевич под началом генерала Румянцева возглавил Ахтирский гусарский полк. Полк стоял в Румынии, сюда же переехала и семья, лето Пишчевич проводил в Бухаресте, ведя жизнь высшего русского офицерства, не лишенную удовольствий даже во время войны. Он проявил мужество при первых же столкновениях с врагом и после сражения при Журжее был удостоен награды.

После заключения Кючук-Кайнарджийского мира Пишчевич вернулся в Россию и в 1775 году участвовал в уничтожении и переселении Запорожской Сечи, последовавшими за подавлением крестьянской войны Е. Пугачева. Пишчевич снова оказался под командованием своего земляка Петра Текели, ставшего уже генералом, и руководившего ликвидацией Сечи и переселением казаков.

Здесь, как и много лет назад, Пишчевич вновь стал свидетелем столкновения между сербскими колонистами и местным населением, не признававшим создание на Украине Новой Сербии.

После смерти отца Пишчевич занялся формированием нового Далматинского полка из переселенцев-земляков, он продолжал военную службу, находясь недалеко от своих земельных владений в Дмитровке и в окрестностях Крылова. В 1777 году он ездил в Петербург, где встречался с Потемкиным, был принят у престолонаследника и имел аудиенцию у Екатерины Великой. Его произвели в генерал-майоры и пожаловали 1 тысячу душ в Могилевской губернии. Но, вернувшись из Петербурга, Пишчевич отказался возглавить Болгарский гусарский полк на Буге, и это вызвало новую вспышку уже давно тлевшего конфликта между ним и Текели.

В 1778 году Симеон Пишчевич, после выговора по службе, в состоянии постоянной ссоры со своим сыном, усталый и подавленный (у него только что умерла вторая жена) подал прощение об отставке и, к удивлению своих высоких покровителей в Москве и Петербурге, ушел с военной службы на пенсию, отослав детей учиться - сыновей в военные школы, а дочерей в воспитательное общество при Смольном монастыре в Петербурге. После этого он поселился в селе Скалеваты и стал писать мемуары и свою «Историю сербов».

В 1782 году, когда Пичшевич в Новом Миргороде работал над окончательной редакцией своих записей, его посетил другой автор мемуаров - Герасим Зелич. Направляясь в Херсон в гости к своему приятелю генералу И. Д. Ганибаллу (тот был дедом Александра Пушкина, то есть дядей матери поэта), Зелич заехал в сербскую колонию в Новом Миргороде.

«…20 июня 1782 года я благополучно прибыл в Ново-Миргород в Новой Сербии, - пишет Герасим Зелич в своем „Житии“, - и нашел там г-на майора Йована Скорича, ближайшего моего соседа из Меджеды в Далмации, и много других сербов. Некоторые по разным политическим обстоятельствам того времени бежали из Венгрии и Баната, другие, из Сербии, Боснии и Херцеговины, спасались от бремени турецкого ига, третьи переселились из Далмации и Албании ввиду притеснений венецианских и, прибыв в Россию, населили пустующую землю, которая стала после этого называться Новая Сербия. И других знатных господ я здесь узнал: славного Текелию генерала, генералов Чорбу и Хорвата из Баната, графа Ивана Подгоричанина из Черногории, генерала Пишчевича из Паштровичей и князя Анту Стратимировича, генерала из Нового Эрцега в Боке Которской… Все вышеупомянутые господа в Новой Сербии встретили меня прекрасно и с великодушной милостью на дорогу меня одарили…»

В 1785 году Пичшевич решил закончить свой исторический труд. К этому времени, работая над своей «Историей сербов», он собрал много научной литературы и десятилетие с 1785 по 1795 год посвятил чтению исторических трудов (Мавро Орбини, Василий Петрович, Дюканж в версии Саски, Владиславич, Дуклянин-поп из Диоклеи, Н. И. Новиков, Карол Виндиш, Ф. М. Пелецел, Керали, Таубе, Эсих, Хибнер, Бишинг и византийские источники: Порфирогенит, Пахимер, Григора, Кинам, а также античные авторы, например - Корнелий Непот). В 1788 году сербский поэт Алексий Везилич посвятил оду всеми забытому генералу. Сын Пишчевича Александр, который и сам стал русским офицером и тоже писал мемуары, вспоминал, как седовласый отец и его друзья, подобно стае волков, выли под звуки гуслей сербские народные песни.

К тому времени, когда в 1795 году больной и старый Пишчевич заканчивал свою работу, его сын Александр, так же как и сыновья из второго брака делали военную карьеру офицеров русской армии. Пичшевич умер в ноябре 1797 года. Он завещал похоронить себя на открытом месте, чтобы его сын Александр смог построить над могилой отца церковь. «Скажите ему, - произнес он на смертном одре, - чтобы он посвятил ее архидьякону Стефану, покровителю нашей семьи».

Литературное наследие Симеона Пичшевича

Симеон Пичшевич написал две книги: «Историю сербов» и мемуары. Ни одна из них не была издана.

«Историю сербов» Пичшевич писал в два этапа. Первый раз он работал над ней с 1775 по 1785 год, а потом вернулся к ней, видимо, в 1795 году. Во всяком случае, когда в 1784 году он занимался окончательным редактированием своих мемуаров, первый вариант «Истории» был им уже завершен. В предисловии к мемуарам он сам говорит об этом: «Прежде этой книги я написал другую, в которой говорится о сербском народе, о сербских вельможах, царях, королях, князьях, равно как и о других событиях из прошлого народа сербского». То, что «История» Пичшевича была закончена около 1785 года, доказывает и окончательный текст книги 1795 года, где на странице 97 б мы читаем: «в прошедшем, 1784 году», из чего следует, что эти слова написаны не раньше 1785 года. Очевидно, Пичшевич отложил «Историю», чтобы заняться мемуарами, а потом снова вернулся к ней, и она была заново «начата несколько лет назад и закончена в 1795 году», как сказано в заглавии книги, хотя в другом месте указывается, что текст был готов к изданию еще в 1793 году. Пичшевич, однако, не торопился печатать свой труд, надеясь, что сможет внести в него дополнения: «Сей книги моей сочинение к изданию на печать имел я готовым уже два года прежде…» (то есть около 1793 года, так как цитируемый текст написан в 1795 году).

Таким образом, приблизительно в 1793 году, в тот момент, когда в Вене начала выходить знаменитая многотомная «История сербов» Йована Раича, в России, независимо от Раича, был закончен еще один исторический труд о сербском народе.

«История» Пишчевича была озаглавлена так:

Известия, собранные из разных авторов и введенные в историю переводом на славянский язык, о народе славенском, Иллирии, Сербии и всех той сербской нации бывших князьях, королях, царях и деспотах, также некоторые пояснения о Греции, Турции и о бывшем когда-то венгерском бунте, а напоследок о выходе сербского народа в Россию, сочинено генералом-майором и ордена военного кавалером Симеоном Пичшевичем, его собственным трудом и рукою, начато пред несколькими годами, окончено 1795-го года.

История Пичшевича была написана на голубоватой бумаге большого формата и переплетена в книгу объемом около сотни страниц. Последние страницы оставались пустыми, а сразу после заглавия недоставало десяти первых рукописных листов, то есть начало сочинения не сохранилось. Дальнейший текст говорит о том, что перед изложением самой истории было некое «Предуведомление», а затем следовал текст об иллирийцах, конец которого мы находим на первой из сохранившихся страниц рукописи. На том же листе Пичшевич оставил заметку, из которой явствует, что свою «Историю» он составлял «трудясь много лет». Он обращается к «единонациональному читателю», рассчитывая на его признательность и внимание.

Далее следует изложение фактов о сербском народе, а также о поляках, чехах и болгарах, затем повествование в стиле родословных - «о государях, князьях, королях, царях и деспотах сербского народа», за ним раздел, посвященный истории Боснии, потом раздел о турках, о области Паштровичи, о Черногории (отдельно), а длинное примечание в форме хронологии рассказывает о венгерских восстаниях периода 1629–1712 годов, над текстом примечаний находится описание первого и второго переселений сербов с экскурсами, дающими объяснения относительно аромунов, клементинов, семейства Рашковичей, а также небольшая монография о городе Нови-Сад начиная с XVII века и до переселения сербов в Россию. Далее следует описание событий, в которых принимал участие сам Пичшевич: упразднение Военной границы вдоль рек Тиса и Мориш, реформы Марии-Терезии и переселение в Россию. Та часть «Истории», которая завершается переселением, имеет экскурсы, рассказывающие о стражниках барона Трепка, о службе Пичшевича в России и, наконец, содержит список всех сербов, служивших в русской армии от времен Петра Великого до момента написания текста. Таким образом «История» Пичшевич охватывает период от прихода славян на Балканы до переселения сербов в Россию.

Выше уже были перечислены источники, которые Пичшевич привлекал для работы над своим историческим трудом. Кроме упомянутых авторов он использовал также декрет венгерского короля Андрии от 1222 года, перечень сербских привилегий, изданный, по всей вероятности, на латинском языке, а также печатную грамоту из семейного архива Пишчевичей, в которой Монастерлия назван вицедуктором.

Рукописными источниками являются письма венгерских бунтовщиков из архива в Карловцах, написанные во время осады Вены и адресованные сербам, семейный архив Пичшевичей, тексты и документы, доставленные из Паштровичей, русские грамоты, например, та, что была выдана Михаилу Милорадовичу в 1718 году, богемские хроники на славянском языке «каковые и теперь там в престольном городе Праге в архиве находятся». К тому же Пишчевич пользовался не только своими заметками, которые он начал делать еще в Славонии, но и устными свидетельствами семьи Рашкович, а также преданиями и воспоминаниями о втором переселении сербов в Австрию, сохранившимися в его собственной семье.

Пишчевич считал, что «История» написана на «славянском языке», а в его родных Паштровичах говорят на «своем славяно-сербском языке». Различие верное и значительное. Пичшевич сочинял свою историю не на том языке, которым на его на родине пользовались в устной речи и который он сам употреблял для ведении дневника, а на том, который во времена его молодости считался языком литературы, то есть на русско-славянском. Первоначально язык его «Истории» был близок языку «Жития Петра Великого» Захария Орфелина и «Истории сербов» Раича, но потом, в связи с подготовкой к печати, он был отретуширован таким образом, что превратился в некий лингвистический гибрид, который в той или иной степени позволял понимать содержание книги и сербскому, и русскому читателю.

Однако прежде всего Пичшевич думал о читателях своего «единонационального сообщества». Со страниц своей «Истории» он бесчисленное число раз обращается к сербам, к своим землякам. Этим он и начинает, и заканчивает книгу. Так, например, в начале книги он предлагает свой труд вниманию «единонационального» читателя в надежде, что тот получит сведения о деяниях «наших прапредков», в другом месте он пишет: «храбрые люди наши братья сербы-герцоговинцы», в третьем упоминает: «наш сербский народ». Чувствуя свое единство с читателем, он, сделав отступление, продолжает: «Теперь вернемся опять назад, в нашу дорогую Сербию, и посмотрим, что еще в тех прошедших столетиях и после гибели царства сербского с народом нашим, с сербами, происходило и какая им судьба была…» В предисловии к мемуарам он, упоминая свой исторический труд, говорит: «Я всегда желал для своего народа сделать что-нибудь доброе и принести ему пользу. Всегда думал об этом и, насколько это возможно было, претворял в дело. Прежде этой книги написал я другую, в которой говорится о сербском народе, о сербских вельможах… и надеюсь, что мои соплеменники этот мой труд воспримут как знак любви». В таком же духе выдержаны и последние строки книги Пишчевич:

Благосклонный читатель может поверить, что мне это стоило (имеется в виду составление истории) больших трудов, но я все же не жалею об этом, но остаюсь весьма удовлетворенным тем, что, таким образом, своему единонациональному обществу оказал услугу и сей труд довел до конца.

Итак, Пишчевич чувствовал себя сербским писателем и писал для сербских читателей. И если он делал это не на том языке, на котором тогда говорили, а на том, на котором печатали книги, это было лишь данью культурным и литературным условностям того времени, а не сознательным отречением от собственного языка и национальной принадлежности. Пишчевич в той же мере может быть назван сербским писателем, в какой им является Орфелин, у них общая тематика, общая читательская публика, одинаковое личное отношение к написанному, а язык Пишчевича настолько же понятен или непонятен нашему современному читателю, насколько чужд или же доступен язык Йована Раича, Захария Орфелина и большинства других писателей эпохи барокко. Вопрос о том, в каком виде следует печатать книгу - в переводе или в оригинале - может быть поставлен как по поводу целого ряда сочинений Орфелина, так и по поводу других авторов литературы на русско-славянском языке.

«История» Пичшевича до сих пор существует только в рукописи. В 1867 году внук писателя передал ее русскому ученому Нилу Попову, и в 1870 и в 1877 годах были опубликованы ее небольшие фрагменты. В статье 1884 года Нил Попов сообщил, что сочинение было передано сербскому ученому обществу. Дальнейшая судьба «Истории» долго оставалась неизвестной и до недавнего времени она считалась утерянной. Сегодня ее рукопись хранится в архиве Сербской академии наук и художеств в Белграде (9238, блок CL.)

Мемуары Симеона Пишчевича значительно отличаются от его исторического труда. Во-первых, они сразу же писались на другом языке, на сербском. Писатель начал вести записи в форме дневника с 1744 года, то есть со времен австрийского похода против французов. Идею вести дневник подал Пишчевичу его помощник-писарь, унтер-офицер Хехер. Он посоветовал своему начальнику вести журнал вверенной ему воинской части и, если бы Пишчевич в точности последовал его совету, то написал бы книгу, состоящую из статистических данных, докладов и счетов. Подобные записи Пишчевичу приходилось делать и раньше, например, в 1764 году в Славонии во время службы у генерала Энгельхоффена, о чем он вспоминает в первой части мемуаров, а также и в «Истории». Теперь речь шла о другом. Он начал писать литературное произведение и имел определенные писательские амбиции. Он долго работал над своими мемуарами и дважды редактировал их, подготавливая к публикации. «Я хотел бы, чтобы мой труд не пропал даром, но вышел в свет, к радости моих благосклонных читателей», - говорит Пишчевич во второй части своей книги.

Первоначальный текст мемуаров был написан на сербском языке, то есть на том самом языке, которым Пишчевич говорил. Во всяком случае, так было до 1756 года и, безусловно, некоторое время после, ведь нам известно, что в вышеупомянутом году Пишчевич еще не владел русским языком и объяснялся в России по-немецки. Но нам неизвестно, когда появился второй вариант мемуаров. Если понимать сказанное Пишчевичем дословно, то и вторая, переписанная им версия также была на сербском языке. Только третья, последняя редакция, сделанная приблизительно в 1784 году, была написана на том языке, которым Пишчевич пользовался, когда готовил к печати свое историческое сочинение, то есть на русско-словянском. В предисловии к третьей части своих мемуаров Пишчевич, по всей вероятности, говорит именно об этой редакции: «…позже, и когда переселился в Россию, продолжал я следовать своей привычке и из года в год ежедневно делал записи всех событий и таким образом… к настоящему времени у меня скопилось большое число тетрадей. И дабы они не пропали без следа, решил я в историческом порядке и собственноручно составить из них сочинение, которое сегодня или завтра кто-нибудь с удовольствием прочитает…»

В связи с тем, что та часть мемуаров, посвященная службе Пишчевича в русской армии во время русско-турецкой войны, была потеряна, получилось, что о своем втором отечестве - о России - он оставил очень мало воспоминаний. В первой части сочинения Пичшевич описал свою жизнь в австрийской империи до приезда в Россию, во второй части - главным образом те миссии, которые он как офицер российской армии выполнял в Австрии, третья часть целиком посвящена событиям в Польше. Только конец второй части и несколько фрагментов из ее начала рассказывают о жизни в России, хотя и тут повествование ограничивается описанием отношений с сербами-переселенцами, с которыми Пишчевич постоянно поддерживал тесную связь и подолгу служил в одних и тех же частях. В мемуарах, охвативших всех западных славян и все южнославянские народности, Россию Пишчевич почти не упоминает. Таким образом о жизни Пишчевича в России и о его русских знакомых осталось гораздо меньше свидетельств, чем нам бы того хотелось и чем можно было бы ожидать.

Одной из причин этого было то, что Пишчевич предназначал свой исторический труд и свои мемуары не русскому читателю, а своим землякам в России и на родине. Он сам говорит об этом в предисловии к мемуарам: желая быть полезным своему народу, он написал две книги, сначала исторический труд, а теперь мемуары и надеется, что его земляки воспримут это как знак любви.

Описывая жизнь сербских переселенцев в Россию, - а этому описанию посвящено немало страниц и в мемуарах, и в историческом сочинении, - Пишчевич стремился установить связь между родиной и отрезанными от нее колониями, чувствуя, что им грозит опасность потерять национальную специфичность и раствориться в чужой стране. Так оно и произошло. Светозар Матич сказал об этом так: «Сербы в России растворились совершенно. Новая Сербия и Славяно-Сербия полностью исчезли. Только Пишчевич и его книга духовно остались со своим народом».

Мемуары Пишчевича, сокращенно названные «Жизнь генерал-майора и кавалера Симеона, сына Степана Пишчевича», складывались в книгу на протяжении приблизительно сорока лет, с 1744 по 1784 год. Работа над окончательным редактированием книги не была доведена до конца, поэтому большая часть текста так и осталась в черновиках. Пишчевич успел подготовить к печати мемуары в трех частях, которые охватывали период с 1731 по 1767 год. Последние страницы были напечатаны с черновиков, написанных на русско-славянском языке и датируемых вышеупомянутым 1767 годом. Внук писателя передал рукописный текст русскому ученому Нилу Попову, который его опубликовал. Полное название мемуаров Пишчевича звучит так:

«Известия о похождениях Симеона Степанова сына Пишчевича, генерала-майора и кавалера ордена св. Георгия, о его рождении, жизни, воспитании, науках, зачало службы, переселение в дальнюю страну, происхождение дел военных и о случившихся с ним по судьбе разных счастий и несчастий; писал сам собственною своею рукою, собирал из разных прежних своих записок и продолжал до 1785 года».

Сохранился один автограф этого заглавия, из которого становится ясно, что Нил Попов, готовя книгу к публикации, русифицировал и язык, и правописание. Сначала мемуары были напечатаны в журнале «Чтения в Обществе истории и древностей российских» (1881, кн. 4, 1882, кн. 2), потом Нил Попов выпустил их отдельным изданием (Москва, 1884). Он же опубликовал и отрывок из исторического сочинения, назвав публикацию Из рукописи «Сербская история» Пишчевича конца XVIII века («Родное племя», 1887, кн.2, 124–131). В 1902 году венгерский переводчик Имре Хусар напечатал в иллюстрированной газете «Vasarnapi Ujság» сокращенный перевод мемуаров Пишчевича, а потом издал их отдельной книгой (Пешта, 1904). С 1961 года в «Сборнике Матицы сербской по литературе и языку» Светозар Матич начал из номера в номер публиковать мемуары Пишчевича на современном сербском языке, и эта версия дважды издавалась в виде книги (1963, 1972).

В заключение можно сказать, что Пишчевич был человеком новых литературных вкусов, причем это касается не только его восприятия мира, но и круга чтения. Подчеркивая важность «языка и обычая», «языка и рода», Пишчевич продемонстрировал хорошее знание терминологии немецкого предромантизма и Иоганна Хердера.