Древние традиции и обычаи в бане. Крепостные гаремы русских помещиков: миф или реальность? «Протопи ты мне баньку по-белому!»

Все последующие дни в имении Кирсановых только и разговору было, что о будущем замужестве Вари. Николай Петрович и Агафья Семёновна, как люди рассудительные, решили не останавливаться только лишь на рассмотрении кандидатуры в мужья дочери соседского помещика Ивана Снегирёва, но поразмыслить и над другими возможными вариантами, коих, надо сказать, было не так уж и много. Не подходил же на роль супруга Вареньки князь Пётр Елизарович Калачёв – вдовец и древний старик. Не спасало положение и то, что он был сказочно богат. Во время редких визитов к Кирсановым князь постоянно забывал, где он находится, к тому же, был глух на ухо, поэтому без конца переспрашивал собеседников. Следующий кандидат тоже не нравился Кирсановым. Это был граф Неволин – человек, как казалось, нечистый на руку. Поговаривали, что он – заядлый игрок в карты и частый посетитель трактиров. Так что эту кандидатуру отринули сразу же. Ещё одна партия также не состоялась. Близкая подруга Агафьи Семёновны – такая же барыня, как и она, сватала Варваре своего юного сына. Но дело встало за тем, что сам молодой человек был ещё зелен и не проявлял интереса к невесте, а инициатива женить его исходила единственно от заботливой матушки. На том недлинный список претендентов на руку Вари заканчивался.

Оставался лишь Иван Иванович Снегирёв. Ему было отдано предпочтение, так как он – человек хозяйственный, не слишком стар, но уже имеет достаточный жизненный опыт, довольно богат. Важным критерием при выборе будущего мужа послужило и то, что поместья Кирсановых и Снегирёва находились по–соседству. Ведь Варваре не хотелось далеко уезжать от дома, а так она могла бы видеться с родными хоть каждый день. Агафья Семёновна больше всех настаивала на браке дочери с соседом. В уезде ей все знакомые наперебой говорили о том, что союз Вареньки с Иваном Ивановичем будет выгодной партией. Варвара не будет знать бед и хлопот и, по мнению благоразумной матушки, будет за ним, как за каменной стеной, а значит, и счастлива. После долгих колебаний и сомнений было решено дать согласие Снегирёву на скорую свадьбу с Варварой.

Владимир поспешил в поместье Снегирёва, решив познакомиться с будущим мужем сестры поближе. Он совсем не знал Ивана Ивановича, так как сам долгое время не был в Кирсанове, да и Снегирёв не так давно осел в этих краях. Владимир задумал этот визит неспроста. Главной его целью было, кроме всего прочего, хоть краем глаза увидеть Алису, хотя это обстоятельство он безуспешно скрывал даже от себя самого…

Кирсанов быстро добрался до соседней усадьбы: благо, она располагалась поблизости. Наизусть он помнил эти места, так как всё детство бегал в этот двор – пошалить с соседской ребятнёй, а главное – повидать белокурую крепостную девочку с красивым именем Алиса. Вот и барский дом. Он был примерно таким же, что и дом Кирсановых, только чуть побольше – то же архитектурное решение, те же два этажа с высокими окнами. Такая же небольшая веранда, украшенная лепниной, что и у них. Вокруг усадьбы был разбит небольшой садик с яблонями, вишнями и грушами, которые в эту зимнюю пору стояли совершенно голыми, и ветви их клонились под тяжестью снега.

Дверь ему открыл сам хозяин дома в длинном полосатом халате, перевязанном на талии поясом с золотистыми кистями. Несколько мгновений оба молчали, оценивающе глядя друг на друга. Владимир отметил, что Снегирев был мужчиной средних лет, высокий и плотный. Круглое лицо его с крупным носом обрамляли жирные волосы неопределённого цвета, разделённые на прямой пробор. Маленькие тёмные глазки смотрели внимательно и изучающе. Снегирёв курил трубку. У него был вид человека, довольного собой, важного и солидного. Иван Иванович также осмотрел гостя. Перед ним стоял красивый уверенный в себе молодой человек, одетый по последней столичной моде, на лице которого ясно читался светлый пытливый ум.

Здравствуйте, милостивый государь, - с поклоном протянул Снегирёв. – Рад вам, Владимир Николаевич. Ну что же вы стоите в сенях? Проходите - будем чай пить.

Владимир проследовал в гостиную, где крепостная горничная собирала на стол. Он осмотрелся: большая просторная комната была обставлена довольно богато, но присутствия вкуса Кирсанов в интерьере не заметил. Аляповатые картины с натюрмортами и деревенскими пейзажами тут и там висели на стенах с цветастыми обоями; на диванах и креслах беспорядочно пестрели подушки разных форм, расцветок и размеров; во главе стола красовался огромный самовар с начищенным до блеска медным брюхом.

Владимир бывал в имении Снегирёвых раньше, когда здесь властвовала покойная Маргарита Николаевна, мать Ивана Ивановича. В ту пору всё здесь было по-иному: чувствовались в убранстве дома тяга к роскоши, безупречный вкус хозяйки, бывшей петербургской статс-дамы. Теперь же всё буквально изменилось в обстановке, и, как Владимиру показалось, не в лучшую сторону.

Откушайте моего варенья, любезный Владимир Николаевич, - нараспев проговорил Снегирёв, когда Владимир устроился за столом в одном из просторных кресел. - В этом году такая знатная малина уродилась! Уж собирали-собирали…

Тут Иван Иванович обратил внимание на перстень старинной работы, который красовался на безымянном пальце левой руки Владимира.

Какая прелестная вещица, - не удержался он от восклицания, разглядывая грани крупного изумруда.

Благодарю. Это фамильная ценность, - сказал Кирсанов довольно сухо. Ему с первого взгляда отчего-то не понравился Снегирёв, но так как решение отдать за него Варю было принято, Владимиру ничего не оставалось, как его озвучить. - А я ведь к вам по делу.

Неужели Варенькин ответ мне пришли сообщить? - прищурился сосед.

Вы догадались, Иван Иванович. Отец с матерью долго думали и решили выдать Варю за вас. Она согласна стать вашей женой.

Какое счастье! – пропел Снегирев. - Теперь мы с вами в скором будущем породнимся. Дайте-ка я вас обниму, дорогой! - он обнял Владимира и расцеловал в щеки.

Кирсанову почему-то сделалось противно, ведь Снегирёв показался ему каким-то фальшивым. В его манере держаться было что-то заискивающее.

Владимир! Вы не против, если я вас буду называть так?

Кирсанов нехотя кивнул.

Варенька сразу после свадебки ко мне переедет, а поместьишко моё ремонта требует капитального. Что если бы вы по-родственному пособили мне поправить крышу да пристройку приставить? Хлев вот прохудился совсем – тоже нужно подлатать…

Кирсанов нахмурился. Этот человек начал раздражать его.

Давайте так, - продолжал практичный сосед, - отправляйте ко мне ваших крепостных. Пускай уже сейчас ремонтом займутся, чтобы, когда Варя переехала ко мне, всё у нас уже готово было. Хорошо, родственничек? – Снегирёв отвратительно подмигнул будущему шурину.

Тут Владимиру стало вовсе невыносимо говорить с этим человеком, у которого на уме была одна лишь практическая выгода. Но он всё же сдержался.

Мы ещё подумаем над этим вопросом, - сухо ответил он. – Я этого не решаю – у матери с отцом спросите.

А с приданым что?

Это тоже не ко мне, - прямо-таки оборвал его молодой князь.

Ну хорошо, - поспешил переменить тему Иван Иванович. - А что это мы все чай да чай? Давайте лучше по такому поводу моей сливовой наливочки хряпнем? Алиса! – закричал он неожиданно властным тоном. - Где тебя черти носят, растяпа?! – и тут же виновато улыбнулся Владимиру. - Такая девица неловкая, всё у неё из рук валится. А всё мать-покойница виновата – развела приживалок!

… Алиса… Владимир, как только услышал это имя, едва не подавился чаем. Тут в комнату с подносом в руках вошла Алиса, не смея поднять глаз на господ. В простом грубом платье и белом переднике она всё равно была прекрасна как ангел. Её светлые волнистые волосы, заплетённые в тугие косы, были собраны на затылке. На висках красиво вились локоны, которые выбились из причёски. Она принялась расставлять на столе графин с наливкой, два гранёных стакана и тарелки с закуской. Владимир едва не задохнулся от подступивших чувств, но продолжал сохранять спокойствие. Вдруг Алиса узнала его, покраснела от смущения, её руки начали дрожать.

Ты чего это, девка, не с той ноги встала?! День только задался, а у тебя уже руки трясутся! – грозно прикрикнул на неё Иван Иванович. - Беда мне с этими крепостными! Распустила их матушка, царствие ей небесное! Вот эта, например, как у бога за пазухой, при ней жила! Госпожой себя возомнила, бесстыдница!

Алиса стала наливать наливку в бокал Кирсанова, и тут их глаза встретились. Она ахнула и опрокинула полный стакан. Красная жидкость выплеснулась прямо на сюртук Владимира.

Ах ты негодница! – вскипел Снегирёв, грубо схватив её за тонкое запястье.

Ничего, ничего, - сказал князь Кирсанов, снимая сюртук и повесив его на спинку кресла.

Алиса взяла сюртук и неловко принялась тереть руками пятно.

Ах ты курица! Порки, что ли, захотела?! – заревел Снегирёв, совершенно позабыв в своей злобе про гостя. - Яшка! Иди сюда, олух!

Наш знакомый Яшка Федотов как штык вытянулся перед грозным барином.

Ну-ка веди её во двор, да всыпь ей горяченьких по первое число! – Снегирёв указал на Алису, которая побледнела и едва стояла на ногах от страха.

Да вы что, сударь?! - изумился Владимир, начиная закипать. - Пороть за такой мелкий проступок?! Да уймитесь!

Почему же не пороть? Кнут порой полезен! – лютовал Снегирёв. - Хорошенькое дело – гостей вином пачкать! Десять плёток ей, дуре неуклюжей, чтоб впредь внимательней была! Слышал, Яков?!

Экзекуция началась тут же – прямо при госте. Снегирёва ничуть не смущало присутствие Владимира при порке крепостной. Яшке ничего не оставалось, кроме как вести Алису на двор, но внутри у него всё бушевало от ненависти к самодуру. Снегирёв тоже вышел на двор, чтобы насладиться тем, как Яшка будет сечь бедную девушку. Владимир поспешил за ними. По приказу Яшка взял кнут, но бить Алису не желал.

Нет, - сказал он твёрдо. – Лучше меня секите, только не её!

Ишь, герой выискался, - зло засмеялся Снегирёв. – Эй, Прохор, Семён! Уведите этого юродивого прочь да заприте в амбаре. Я с ним позже разберусь – велю выдрать за ослушание.

Подошли два здоровенных мужичины и увели вырывающегося Яшку прочь, который забыв о себе, хотел во что бы то ни стало защитить Алису. Владимир смотрел на всё это с содроганием. Ему было невыносимо терпеть более этот спектакль. Он просто не мог допустить, чтобы Алису, его любимую, милую и самую лучшую на свете, бил и унижал какой-то грубый деревенский мужлан. А Снегирёв, обезумев от ярости, сам взялся за дело. Он схватил прут и уже поднял его над дрожащей Алисой…

Тут терпению Владимира настал предел. Он выхватил прут из рук мерзавца.

Ах ты ничтожество! – закричал Владимир Снегирёву, белея от гнева. – Не смей её трогать! Не то сам отведаешь моих кулаков!

Что-о-о????? – прошипел немало удивлённый Снегирёв, страшно вылупив воловьи очи на Владимира. - Хочу и буду бить! Хоть до смерти её забью, как скотину. Она – моя собственность! И ты, щенок, мне не в указ!

Владимир едва сдерживался от того, чтобы схватить подлеца за грудки, но понимал, что это не поступок взрослого мужчины. Поэтому сказал следующее:

Послушайте, продайте девицу мне.

Снегирёв прищурился. Что-то здесь не так – подумалось ему.

Да к чему она вам? – искренне изумился он. - Эта бестолковая ничего не умеет делать по дому. Начнет посуду мыть, так перебьёт половину тарелок. Даже на стол подать по-человечески не может. Одни убытки от неё. Даром, что смазлива. Тут он внимательно посмотрел на Владимира, затем – на Алису, и вдруг Ивана Ивановича осенило. Он смекнул, что молодой Кирсанов относится к этой крепостной по-особенному, и намётанным глазом уловил, что Владимир не на шутку запал на эту красивую девчонку.

Хи-хи-хи, да вы, оказывается, проказник, Владимир Николаевич, - Снегирёв шутя погрозил ему пухлым пальцем. - Понимаю вас, был бы я помоложе, так тоже не упустил бы такой милашки!

Замолчи, мразь! – процедил Кирсанов сквозь зубы.

Да не кипятись ты, сопляк! Скоро родственниками будем, ни к чему нам лишние споры. Будь по-твоему – продам я тебе эту куклу.

Снегирев понял, что Владимир готов выложить за Алису любые деньги, и поэтому назначил за неё непомерно высокую цену. Владимир достал из кармана сюртука пачку ассигнаций и, поморщившись, протянул их Снегирёву. Тот жадно кинулся считать их. Пересчитав деньги, он поднял на Владимира вопросительный взгляд.

Этого мало. Я вижу, для вас, господин Кирсанов, эта девка стоит вдвое дороже! Если бы вы перстенёк свой чудный к цене добавили… Вот только всё не возьму в толк, чего она вам так далась?! Полюбовницей её, небось, сделать решили?!

Да как ты смеешь, свинья! Вот, возьми и подавись! – с этими словами Владимир снял с пальца дорогой перстень с крупным изумрудом, который стоил баснословных денег и за который можно было купить чуть ли не пол деревни крепостных душ, и бросил Снегирёву.

Забирай девчонку, - обрадовался злодей, тут же надев перстень на пухлый палец.

Уже уходя, Кирсанов бросил:

Да, вот еще что: не видать тебе Варвары, как собственных ушей! Судя по тому, как ты обращаешься с дворовыми, представляю, какая «сладкая» жизнь ожидает с тобой мою сестру!

Но позвольте! Вправе ли вы решать, чему быть, а чему – нет? В конце концов, последнее слово за вашим батюшкой.

Прощайте!

Да погоди горячиться, юнец! Давай-ка лучше договоримся: вы не станете препятствовать моему браку с Варварой Николаевной, а я, в свою очередь, буду держать язык за зубами. Тогда ваши добропочтенные родители не узнают о том, что их ненаглядный сыночек путается с дворовыми девками.

Честь имею! – проговорил Владимир. – Пойдём, - бросил он заплаканной и потрясённой до глубины души Алисе. Она медленно побрела за ним.

На пути к поместью Кирсановых, оба, и Владимир, и Алиса, поначалу молчали. Владимиру было неловко от того, что он невольно выказал своё истинное отношение к Алисе. Он корил себя за то, что не смог сдержать своих чувств, и его любовь, которую он так тщательно скрывал, вихрем вырвалась наружу. Он чувствовал, что Алиса поняла это. Ведь даже слепому было ясно, что так трепетно защищать безразличную ему девушку, забыв обо всём на свете, молодой князь не мог. Алиса, которая уже несколько пришла в себя после случившегося, смотрела на Владимира, как на героя, своего спасителя. Его поступок она расценивала, как верх благородства. Он отдал за неё непомерно большие деньги, за которые можно было бы купить целую деревню таких крепостных, как она… Он в пух и прах рассорился со Снегирёвым, а ведь тот едва не стал его родственником... Но самое главное - Алиса вновь почувствовала, что дорога ему, что он по-прежнему сгорает от любви и страсти к ней. Это она прочитала в его глазах, словах, во всём поведении Владимира в доме Снегирёва… Но зачем, зачем же тогда там, у реки, он был так жесток?...

Владимир, я так благодарна тебе…, - тут она поправилась, - вам….

Кирсанов вновь надел маску холодности и безразличия.

Не стоит, - оборвал он её несколько грубо, - только смотри не подумай, что я защитил тебя из любви. Это вовсе не так. Мне стало жаль тебя чисто по-человечески. Не мог же я допустить, чтобы этот изверг бил тебя, словно собаку.

Алису больно укололи его последние слова, произнесённые таким высокомерным тоном. Но она поняла, в чём дело. Да, Владимир по-прежнему любит её… И любит как бы не сильней, чем до разлуки! Всё в нём говорило об этом…

А Яшка? Разве и за него вы стали бы так горячо заступаться? Разве и за него бы отдали даже фамильный перстень? – Алиса лукаво посмотрела в глаза своего нового барина. В её тихом, но твёрдом голосе звучал вызов. Владимир растерялся. Он не мог признать, что поступок его был обусловлен не столько благородными качествами души, сколько любовью, хотя это было очевидно.

Яшка? А что? Выкуплю и Яшку! Действительно, чем он хуже тебя?! Завтра же пойду и выкуплю!

Алиса понимала, что Яшка, ослушавшись самодура-барина, попал в его немилость, чем навлёк на себя беду.

Ах, это было бы просто прекрасно! – обрадованно вскричала она, на миг позабыв о своих разногласиях с Кирсановым. – Владимир, ты так добр… - Она едва не кинулась ему на шею.

Для тебя – Владимир Николаевич, - Кирсанов заставил её вмиг спуститься на землю. Алиса обиженно опустила глаза, но смолчала. Оставшуюся дорогу до дома они не проронили ни слова.

Дома Владимира ожидали родители и сестра. Они сидели в гостиной, молчаливые и взволнованные. Агафья Семёновна куталась в новую шаль, которую привёз её Володенька из Петербурга, и то и дело поглядывала в окно. Николай Петрович делал вид, что увлечён книгою, но на самом деле все его мысли были только о судьбе Вари. Сама же Варвара казалась немного бледной, только щёки её пылали румянцем, выдавая смятение чувств. Наконец появился Владимир. За ним скромно следовала Алиса.

Заходи, - бросил Владимир Алисе нарочито бесцеремонно.

Николай Петрович и Агафья Семёновна смотрели на сына вопросительно. Они помнили, что именно в эту хрупкую соседскую крепостную девушку был влюблён до беспамятства их сын до отъезда в Петербург. Варя тоже была озадачена. Глаза её округлились.

Что это, mon cher? Зачем ты привёл крепостную Ивана Ивановича к нам? – не сдержалась Агафья Семёновна. В её любящих глазах читались непонимание и затаённый страх.

Теперь она будет прислугой в нашем доме, - объявил Владимир родителям и сестре, указывая на Алису, которая робко мялась в дверях, скромно потупясь. – Я выкупил её у Снегирёва. Да, кстати сказать, полагаю, Варе не стоит идти за этого отвратительного человека.

Алиса всё это время пряталась за спиной Владимира.

Подожди в коридоре, - повелительно сказал он ей.

Послушно кивнув, девушка вышла.

Тут Владимир поведал всю историю со Снегирёвым своим родным, умолчав, однако, о некоторых подробностях и своих эмоциях. Не сказал он и о том, что отдал Снегирёву необычайной ценности фамильный перстень.

Вот так сюрприз, - изумился старший Кирсанов, когда Владимир кончил говорить. – А мы-то думали доверить этому человеку судьбу нашей дочери… Ты прав, сын, Варвара хлебнула бы с ним горя. Снегирёв представлялся нам милейшим человеком, а оказался корыстным, да ещё самодуром…

Ну что ж, Варенька, значит, не судьба. Не переживай, - сказала княгиня Кирсанова, обращаясь к дочери, на которую рассказ Владимира произвёл сильное впечатление.

А я, матушка, признаться, совсем не жалею о таком повороте событий. Да и вообще, - объявила она, - не хочу я замуж ещё. - на лице молодой девушки читалась детская радость.

Николай Петрович одобрительно погладил дочь по голове. Говоря откровенно, ему и самому не хотелось для Варвары такой судьбы – сидеть век в глуши, коротая дни за вышиванием да праздными разговорами с соседскими барынями. Варенька, с её одухотворённостью, склонностью к искусству, мечтательностью, вскоре зачахнет в деревне со скучным мужем. Старый князь желал для детей иного. Петербург – вот где настоящая жизнь! Там и балы дают чаще, и опера, и театры, и знакомства можно интересные завести. Не то, что в Кирсанове - балы дают раз в сезон (и то в лучшем случае), кругом одни и те же лица – всё соседние помещики. То Кирсановы отправляются в гости к Мартыновым, то Мартыновы едут с ответным визитом к Кирсановым. Скукота… Поэтому, в отличие от супруги, которая и мыслить не желала о том, чтобы Варенька и Володя надолго покидали отчий дом, оберегала их, всячески лелеяла и защищала от суровой правды жизни, Николай Петрович хотел, чтобы дети перебирались в Петербург, и видел их будущее именно там.

Не стоит и расстраиваться из-за этого Снегирёва. Что ни делается – всё к лучшему, – сказал отец семейства.

А я всё голову ломаю с этой новенькой крепостной, которую нынче выкупил Володя, - задумчиво произнесла Агафья Семёновна, имея в виду Алису. - Куда же мне её определить? Помню, эта девушка с самого детства была на особом попечении у покойной Маргариты Николаевны, царствие ей Небесное. На кухне ей не потянуть, в поле тоже толку от неё не будет…

Батюшка, матушка, Володя, - обратилась вдруг к родным Варвара. Глаза её сияли. - Можно Алиса станет моей служанкой? Она могла бы помогать мне выбирать платья для вечера, убираться в комнате, подбирать причёску, украшения. Скучно мне с Анисьей и Татьяной, которые и читать-то не умеют – поговорить с ними совершенно не о чем. Да и со старой гувернанткой, мадам Жульен, которая, хоть и очень дорога мне, но порой совсем меня не понимает. А Алиса – образованная, хоть и крепостная. Мне было бы с ней веселее.

Как хочешь, дорогая. Действительно, это недурная мысль, - согласилась княгиня. - Тогда я пойду покажу ей её новые обязанности, всё объясню и введу в курс дела. Прошу меня извинить.

Агафья Семёновна поднялась, шурша платьем, и вышла в коридор, где всё ещё робко стояла Алиса, теребя накрахмаленный передник.

Варенька, иди-ка и ты в свою комнату, - сказал Николай Петрович.

Во взгляде его читалась какая-то настороженность. Владимир сразу это заметил и понял, что отец желает говорить с ним наедине, и беседа эта скорее всего коснётся Алисы… И его опасения подтвердились. Как только Варвара легко проследовала, ступая мягкими тапочками по паркету, вверх по лестнице в свою спальню, Николай Петрович жестом дал сыну понять, чтобы он оставался на месте и никуда не уходил – будет серьёзный разговор. Владимир к своему удивлению осознал, что порядком волнуется. Нужно собрать свои мысли и ни в коем случае не дать отцу возможности понять, что же на самом деле он чувствует. Нет, он уже не тот наивный юнец, что был раньше, и никому не покажет своей слабости. А уж тем более отцу… Владимир почувствовал, что жар бросился ему в лицо. Неужели он боится? Ведь это же его батюшка – тот, который всегда разделял его интересы, потакал всем его мальчишеским играм и забавам, тот, кого он любил, и кому пытался подражать. Эх, сколько таких же часов за беседой с Николаем Петровичем прошло в этой уютной старой гостиной! Сколько смеха и весёлых разговоров помнили эти обтянутые золотистыми обоями с зелёным рисунком, стены, эти напольные часы с тяжёлыми гирями, мраморный бюст Цезаря на каминной полке…Как любил он с отцом поиграть в шахматы в длинные зимние вечера. Всё здесь совершенно не изменилось, будто время замерло, и не было этих лет разлуки.

Николай Петрович удобно устроился в своём любимом кресле, обтянутом тёмно-зелёным бархатом, как всегда, в своём неизменном домашнем халате. Такой же моложавый, подтянутый, как и прежде, хотя на висках, как заметил Владимир, уже серебрилась седина. Владимир про себя усмехнулся – а ведь отец-таки избавился от своего старомодного екатерининского парика! А как он его любил! Пудрил мукой и завивал, снимал разве что на ночь и хранил на специальной подставке. Думал, век не расстанется с ним! Но нет – тяга к прогрессивному в князе Кирсанове победила старую привычку, чему Владимир весьма порадовался.

Вот что я тебе скажу, сын, - начал Николай Петрович каким-то чужим голосом. Владимир почувствовал, что князь предельно собран и сейчас подбирает каждое слово, и что разговор этот для него сложный, но необходимый. - Теперь, когда спасённая тобой крепостная живет у нас, тебе нужно держать себя в руках. Я ведь помню, как ты относился к ней раньше, до отъезда.

О чем вы, папа"? – молодой барчук сделал вид, что не понимает, о чём идёт речь и пытался всем своим видом выказать безразличие к происходящему.

Твой побег с этой крестьянкой до сих пор стоит у меня перед глазами.

Князь вспомнил то туманное раннее утро, когда беглецы были пойманы на старой разбитой дороге, что вела через лес.

Ему не забыть, как отчаянно горели тогда глаза Владимира, его горячих речей, металла в голосе… И позже, собираясь в Петербург, сын весь день не проронил ни слова. Даже не поцеловал мать на прощание, а лишь немой укор читался в его взгляде… Именно этого ледяного взгляда князь боялся все годы учёбы Владимира; он до самого приезда сына волновался, что потерял его навсегда. Но вот Владимир вернулся совершенно другим, будто ничего и не произошло…

И что же? Вы думаете, я всё ещё настолько глуп, что вновь сбегу с этой безродной девчонкой из дома в дрянном экипаже безо всяких средств к существованию? - Владимир хмыкнул. - Нет, отец, то было давно. Сейчас я уже не тот.

Да, я вижу, столичная жизнь тебя изменила. – Николай Петрович внимательно посмотрел на возмужавшего Владимира и нашёл, что тот действительно переменился: набрался модных слов, стал бегло говорить по-французски, носил современную причёску и платье. Одним словом, приобрёл лоск истинного петербуржца. Но смущало князя то, что, как ему показалось, его мальчик сделался весьма надменным и даже насмешливым.

Да, отец, вы правы. Среди того чудесного цветника из роз, что окружали меня в столице, Алису можно сравнить разве что с полевой ромашкой.

Ну уж не скажи, сын. Эта девушка действительно очень хороша собой. Да и манеры у неё недурны.

Для нашей глубинки – возможно. Но не для Петербурга. Отец, скажу вам совершенно откровенно: я выкупил девчонку у Снегирёва только из жалости. Ничего большего я к ней не чувствую.

Вот и чудно, - Николай Петрович поднялся с кресла. - И не забывай об этом. Я рад, что мы друг друга поняли.

Владимир кивнул.

Агафья Семёновна кивком головы велела Алисе следовать за ней. Она показала девушке всё поместье и объявила о том, что теперь у Алисы будут новые обязанности: она станет прислугой горячо любимой дочери Агафьи Семёновны, семнадцатилетней Вареньки. Алиса не без удивления рассматривала со вкусом убранные комнаты поместья Кирсановых и нашла их убранство весьма достойным. Она прекрасно представляла, как выглядит господский дом, ведь жила в имении Снегирёва. Но вкус, чувство меры во всём, сочетание богатства и скромности, присущей особам интеллигентным, произвели на Алису приятное впечатление.

Алиса уяснила, что господские покои располагались на втором этаже, куда вела деревянная лестница, перила которой украшали крупные отполированные шары. Самая просторная из них принадлежала князю с княгиней. Далее шли комнаты поменьше – спальни Владимира и Вареньки, которые соединялись общим балконом. На первом этаже особняка устроились гостиная, кухня и помещения для прислуги.

Надо отметить, что в доме сразу чувствовалась женская рука, ведь домашними делами управляла Агафья Семёновна. Княгиня никогда не отличалась жёсткостью; к слугам относилась с пониманием, хотя за провинность могла хорошенько отругать, но тотчас же пожалеть о словах, сказанных сгоряча.

Княгиня Кирсанова показала Алисе её новую комнатку, где она теперь будет жить – не самую маленькую, но и не большую – в точности такую же, как и у других крепостных Кирсановых, в обязанности которых входило прислуживание господам по дому.

В слугах значилось человек семь: две кухарки, прачка, две девицы (одна при барыне, другая – при Варваре), печник и конюх. Последний был стар и уже плохо справлялся со своей работой. Также у Варвары была старая гувернантка – парижанка, которая воспитывала с самого детства молодую княжну и учила французской речи.

Вот, милочка, тут ты теперь и будешь жить, - сказала Агафья Семёновна Алисе.

Спасибо огромное, я вам очень благодарна, - сказала девушка, кланяясь.

И вправду, комната была вполне неплоха. Чисто, светло и в общем весьма уютно: около небольшого окна, выходящего на двор, стояла деревянная кровать, опрятно застеленная; старый, но крепкий шкаф мог вместить весь немудрёный гардероб служанки. Грубоватый, но в тоже время прочный стол укрывала пёстрая скатерть с цветочным орнаментом. Такие же занавески украшали окошко. Два стула со слегка шаткими ножками стояли у стола. Конечно, не богато, но жить можно. И куда лучше, чем в сырой и холодной избе, где приходилось ютиться с бабушкой и жечь лучину, чтобы хоть как-то согреться. Жадный Снегирёв даже дров вдоволь не отпускал своим дворовым – хватало лишь на ползимы… А зимы были суровые…

Располагайся, - сказала Агафья Семёновна и уже повернулась, чтобы уйти, но вдруг передумала. – Да, вот ещё что, - она нахмурилась, - это всё было, конечно, давно, но мечтать о моём сыне забудь. И помни своё место.

Алиса закусила губу.

Надеюсь, ты меня поняла, красавица.

С этими словами Агафья Семёновна удалилась. А горький осадок в душе Алисы остался.

В тот же день Владимир поспешил в поместье Снегирёва – выкупать конюха Яшку. Кирсанов понимал, что медлить не стоит, ведь за неповиновение парня ждёт лютая порка, а этого нельзя было допустить.

День постепенно угасал; сиреневые сумерки опускались на деревню. Владимир всегда любил этот час – ему нравился стремительный переход короткого зимнего дня к студёной ночи. Вот последний солнечный луч скользнул по снежной глади, на прощание осветив всё вокруг нежно-розовым карамельным светом. И тут же пропал, уступив место густым фиолетовым теням, которые ложились на снег причудливыми узорами.

Та же массивная дверь, тот же сад, спящий под слоем снега. Владимир почувствовал, что постепенно закипает – ярость вновь берёт верх над ним. Вспомнив, как этот неуклюжий деревенщина Снегирёв, который не стоил даже волоса Алисы, пытался поднять на неё руку, молодой Кирсанов стиснул зубы, а сжатые кулаки его побелели. Только бы сдержаться, не потерять самообладания…

Владимир бесцеремонно ворвался к Снегирёву, едва не сбив с ног его слугу, который собирался доложить о приходе молодого барина, да не успел. Иван Иванович лениво восседал в бархатном кресле, в том же длинном барском халате, допивая чашку чая с малиной и закусывая огромной сахарной плюшкой. На пухлом пальце его левой руки красовался крупный перстень с изумрудом.

Снегирёв едва не подавился своей плюшкой и закашлялся так, что лицо его сделалось бордовым, а на глазах выступили крупные слёзы.

Что вам надобно? – наконец откашлявшись, осведомился он, удивлённый столь дерзким визитом Кирсанова.

Я пришёл за конюхом, - сказал Владимир, с трудом подавляя ненависть. – Думаю, этого хватит. – Он протянул Снегирёву увесистую пачку ассигнаций.

Иван Иванович тут же смягчился, на его гладко выбритом лице вновь заиграла снисходительная улыбка.

Хм… Конюх? Яшка, что ли? Вы, голубчик, будто у меня всю дворню скупить надумали. Но дело ваше. Почему бы и нет. – Снегирёв прищурился.

Где он? – Владимир явно терял терпение.

Да в конюшне с обеда валяется, - с ухмылкой молвил негодяй, рассматривая свой перстень, - видно, Прохор и Семён хорошо ему наваляли – после порки дурень и не поднимался. Может, сдох уже, как собака? Вы бы, Владимир Николаевич, не поленились бы и сами на конюшни сходили да и глянули - нужен ли вам ещё работник такой?

Едва дослушав Снегирёва, Кирсанов бросился во двор. Он отпер тяжёлый засов деревянной конюшни и прямо-таки влетел внутрь.

Две гнедой кобылы бесшумно жевали сено. Яшки не было видно… Когда глаза молодого князя привыкли к полумраку, он разобрал, что в темноте что-то шевелится. Яков лежал на полу, покрытом мёрзлой соломой. Через порванную рубаху из грубого сукна проступала алая кровь…

Ну и изверг же этот Снегирёв! Эй ты, парень! - Владимир склонился над Яшкой. - Теперь я твой новый хозяин. Забудь прежнего барина. Ты жив?

Жив, - отозвался бедняга едва слышно.

Идти сможешь?

Яшка, охая, поднялся, но едва не упал. Он сильно ослабел после жестоких побоев розгами.

Давай помогу, - предложил свою помощь Владимир.

Спасибо, Владимир Николаевич, но я сам как-нибудь. - Яшка со свойственной ему скромностью отказался от помощи, тем более, что её предлагал человек знатных кровей, что его весьма смущало.

Шатаясь, Яков медленно последовал за новым барином. Выходя, они наткнулись на Снегирёва, который не мог отказать себе в удовольствии ещё раз поглумиться над Яшкой и незадачливым молодым барчуком, что зачем-то вздумал скупать его дворовых. На лице Ивана Ивановича застыло насмешливое выражение.

Вы, господин Кирсанов, может, и бабку, что с девицей Алиской жила, заберёте? Зачем мне эта старая?! Что мне с неё? А так я их избу гнилую, что освободится, хоть на дрова разберу – и то польза хозяйству!

И возьму! – даже весело отозвался Владимир. – Крестьянам с вами маета одна. А они – тоже люди!

Итак, Алиса стала жить в поместье Кирсановых. Бабушку в тот же день подселили к ней на великую радость обеих.

Прасковья Никитична не уставала радоваться новому дому и повторяла, что будет молиться за Владимира Николаевича, что спас её Алису от гнева самодура и дал им тёплый кров. Она не представляла, как бы они пережили эту зиму в прежней избе, которая совсем покосилась от обильных снегопадов да ветхости и едва стояла.

А Якова – парня сильного и работящего – устроили конюхом. Отец и матушка Владимира обрадовались такому ценному работнику, ведь Лукич, их конюх, был хоть ещё и крепок, но так стар, что никто уже не мог сказать, сколько ему на самом деле лет. Как только раны Яшки зажили, что произошло довольно быстро, благодаря молодости и отменному здоровью, он приступил к своим обязанностям.

Все трое – и Алиса, и Прасковья Никитична, и Яшка - были очень рады такому повороту событий. Наконец-то они вздохнули спокойно. Ведь теперь холодная зима с лютыми морозами, метелями и ветрами им больше не страшна.

Потупя неги полный взор,
Прелестные, полунагие,
Вкруг хана девы молодые
В заботе нежной и немой
Теснятся резвою толпой...
Над рыцарем иная машет
Ветвями молодых берез..
И жар от них душистый пышет;
Другая соком вешних роз
Усталы члены прохлаждает
И в ароматах потопляет
Темнокудрявые власы...

З. Серебрякова "Русская баня" 1926


В старину и жених, и невесту перед браком тщательно мыли в бане, а после первой брачной ночи молодые шли в баню вместе...
Баня (мовь, мовня, мовница, мыльня) на Руси известна из летописей X-XII веков, но была она, конечно, и раньше. Согласно славянским мифам, от удовольствия помытся и попариться не отказывались даже боги. Настоящая русская баня - бревенчатый домик в два помещения, обычно - на самом берегу реки. В предбаннике раздевались, здесь же обязательно стояла бадья прохладного кваса, сдобренного мятой или иными духовитыми зельями. Гораздо реже квас заменяли пивом - обычно этого чурались, ибо считалось, что пиво при добром пару может повести к печальным последствиям. Отсюда же, из предбанника, с криками или визгом (если женщины) выскакивали окунуться в реку, даже зимой, для чего на берегу готовили мостки и прорубь. Во второй комнатке - собственно парной - стояла печка-каменка. Камни, раскаленные в ней, обдавали заранее согретой водой, что и давало столбы пара.

Валерий Бусыгин "Банька" 2005
Считалось, что главная сила мытья - в вениках. Их собирали из веток березы и дуба, липы и черной смородины, ольхи и можжевельника, крапивы и полыни. Действительно, похлестывание им по коже - отличный массаж, усиливающий кровообращение и способствующий открытию кожных пор. Но главное - фитонциды и эфирные масла, летучие вещества, содержащиеся в листьях веника. Именно они оказывали свой и ароматический, и фармацевтический эффект.

Виктор Орлов «Баня»

В старину женщины и мужчины на Руси «в торговых банях» мылись в одном и том же помещении, хоть и "по разным углам". Православная церковь боролась не только с этим обычаем, но даже и с "девичьей баней" (за день до свадьбы) и "брачной баней" (совместным купанием супругов). Их подменили раздельным омовением после так называемого "греха соития". К 1743 году борьба в целом закончилась сенатский указ запретил мужчинам и женщинам мыться совместно в одном помещении. На деревне, однако, до этого указа никому и дела не было...

Г.Л.Чайников "Баньки по-чёрному" 2006

Мылись на Руси по субботам, окончив недельные работы, причем еженедельное мытьё считали обязательным! Но раз в неделю - это минимум, а при возможности можно было мыться и в другие дни. В баню ходили перед праздниками, перед родами, перед свадьбами, после дальней дороги.
Ритуал мытья не менялся в течении многих веков: напариться берёзовым или дубовым веником, обливаясь время от времени холодной водой или выскакивая на реку, рядом с которой обычно стояла баня. Выскакивали и зимой, бултыхались в прорубь и тут же возвращались в парную! Мылись растительной золой, в которой накапливается много щелочей.

Ж.Делабарт "Вид Серебренических бань в Москве" 1796

Ж.Делабарт "Серебренические бани в Москве" Конец XVIII в., акварель

Е.М.Корнеев "Русская баня" 1812 офорт

Фирс Журавлёв "Девичник в бане" 1885

З.И. Летунов "Русские бани"

В.П.Рассохин "Бани на Неглинной"

Апполинарий Васнецов "Общественные бани на реке Неглинной в XVII в" 1917 акварель

Михаил Сажаев "Нас мыли под рождество"

И.Панов "Суббота - банный день"

Б.М.Кустодиев "Русская Венера" 1921

А. Герасимов "Баня" 1938

А. Герасимов "Русская баня" 1939

А. Пластов "Весна. В бане" 1954
Настоящая русская парная баня - всегда деревянная, бревенчатая, срубленная из доброго леса, так что от стен идет смоляной дух. А как же иначе! Щепочки, "вагонка", "шалевка", которой выкладывают бетонный дот - это, конечно же, типичное не то. Да и непонятно, к чему что-то другое, если добротный, по всем правилам плотничьего искусства сделанный сруб бани можно просто купить готовым, привезти все бревнышки, собрать их, как учили, и проконопатить стыки бревен мхом. Всех-то делов. А потом - много лет удовольствия, и детям, и внукам...

Умильный не обманул – лес вдоль реки стоял крепкий, сосновый, пахнущий сухим мхом и покрякивающий на ветру стройными вековыми стволами. От границы поля до воды было около километра, так что особо опасаться за бор не стоило: деревня в семь дворов не способна разорить такие заросли ни на дрова, ни на хозяйственные постройки даже если очень постарается. Лумпун оказался вполне приличной речушкой: метров пять шириной, с прозрачной водой и песчаным дном, над которым шастала рыбья мелочь. Андрею сразу захотелось на рыбалку – но он даже не представлял, имелись ли в шестнадцатом веке такие простые вещи, как леска или рыболовный крючок? Хотя – крючок всегда у кузнеца заказать можно, а вместо лески – тонкую бечеву использовать. Грузило добыть можно точно – раз пищали есть, должен быть и свинец.

Старательно отворачиваясь от моховиков и маслят – что он тут с ними делать станет? – Матях прошел пару километров вдоль берега, потом отвернул назад к деревне, остановился на краю желтого поля ржи.

– Мое поместье! – торжественно произнес он и прислушался к происходящему в душе.

Ничего. Как чувствовал себя двадцатилетним сержантом-срочником, так и остался. Хотелось домой. Обнять маму, подпоить и потискать Верку из квартиры напротив, погонять «Формулу 1» на компьютере, завалиться в ночной клуб. Дать в лоб какому-нибудь лоху, вообразившему себя крутым Рэмбо. В душе постоянно сохранялось такое чувство, что до приказа осталось всего полгода. Вот-вот служба закончится – и тук-тук, замелькают елочки за окнами скорого поезда.

Андрей тряхнул головой, двинулся вдоль поля до ближайшей межи и повернул к Порезу. Он и так часов пять погулял. Конец лета на дворе. Скоро стемнеет.

Правда, время сержант рассчитал все-таки плохо, и когда дошел до дома, то действительно начало смеркаться.

– Батюшка! – разглядела его с крыльца Лукерья. – Мы ужо затревожились. Варька баню стопила, как велено, свечи жжет. Как тебя по отчеству величать, боярин?

В первый миг Андрей удивился, что женщина чуть не в полтора раза старше его собирается обращаться по имени-отчеству, собрался было отмахнутся – но вовремя спохватился. Все-таки не просто сосед он здесь, а боярин. Хозяин. И Лукерья, кстати, его рабыня, как это не странно звучит. Боярин Умильный подарил.

Именно по имени боярина он отчество и выбрал:

– Андрей Ильич! – В случае чего всегда можно сказать, что не вспомнил отца своего, а в честь спасителя своего назвался.

– Так ступал бы париться, Андрей Ильич. Справы на тебе никакой, а вода остывает.

– Так, за домом, батюшка. Промеж яблонь, дабы, не дай Бог, пожар, так на дом бы не перекинулось…

Оказалось, что баню с дороги не видать из-за дома, заслонявшего ее вместе со всем садом своей громадиной. Подсвеченная изнутри дверь выделялась ярким прямоугольником, и сержант в очередной раз удивился, какими яркими кажутся в темноте свечи. В предбаннике он скинул поясной набор, разделся, прихватил свечу и прошлепал босыми ногами в парилку. Тут было не то, чтобы жарко, но продолговатая печь со вмазанным посередине котлом давала достаточно тепла, чтобы всласть расслабиться и пропотеть. Но стоило ему вытянуться на полке, как громко хлопнула входная дверь. Матях приподнялся на локтях, кляня себя за то, что не взял оружия и окидывая взглядом помещение. Два деревянных ковша, три бадьи, кадушка, корыто. Бадьей кое-как можно попробовать отмахаться, коли противник один и без копья или меча…

Но внутрь быстро просочились две обнаженные фигуры, причем обе были Андрею уже достаточно знакомы.

– Э-э… Вы чего? – хрипло поинтересовался он, прикрывая руками срам. Между тем «срам», не видевший женского тела уже неведомо сколько месяцев, отчаянно пытался выбраться, вытянуться, напрягался изо всех сил, норовя выглянуть хоть краешком плоти.

– Это мы, – бодро сообщила Варя, словно это хоть что-то объясняло, и чем-то плеснула на печь возле трубы. Послышалось грозное шипение, помещение заволокло клубами кисло пахнущего пивом пара, и теперь в бане стало действительно жарко.

– Сейчас пропарим… – Лукерья зашелестела веником, придвинулась ближе, решительно уложила не знающего, как поступить, сержанта на полку, прошлась горячили листьями по самой коже. – Варя, ты посмотри, межа-то как вкопана. Мы тут осторожненько…

Андрей почувствовал, как ветки веника щекотят мошонку, касаются его мужского достоинства, уже готового взорваться от долгого воздержания и столь нечеловеческих издевательств.

– Андрей Ильич, – Варя приблизилась вплотную, скользнула по плечу розовыми сосками крупных, но хорошо удерживающих форму девичьих грудей, потянула его с полки. – Ты и меня веничком парни…

Она развернулась к Матяху спиной, наклонилась, едва не отпихнув еще прохладной розовой попкой, и сержант более выдержать не смог. Отдавшись извечным инстинктам, одним сильным ударом он ломанулся к зовущей плоти, и если бы промахнулся – то, наверное, все равно пронзил бы крестьянку насквозь. Варя взвыла, заскребла ногтями сырую стену – но молить о пощаде было поздно. Андрей не смог бы сейчас остановиться даже под страхом смерти, он бился вперед раз за разом, чувствуя, как все внизу живота словно каменеет, твердеет, становится бесчувственным – пока вдруг не взорвалось жарким блаженством, отнимающим все силы до последней капли.

Матях отступил, осел на полок, не имея больше возможности ни смущаться, ни наслаждаться, ни радоваться – и им тут же завладела Лукерья:

– Счас пару добавим… От хорошо… И веничком, веничком…

Истома сменялась теплом, тепло – удовольствием. А его тем временем пару раз слегка простегали березовыми ветками, окатили, перевернули, снова высекли и окатили. На этот раз он смог перевернуться сам.

– Межи совсем не видно… – тихо спела пышнотелая женщина и что-то быстро прошептала девушке на ухо. Та хихикнула, придвинулась ближе, горячей водой полила Андрею на голову, навалилась на грудь, заодно прижав к доскам правую руку:

– Ай, боярин, бороды еще совсем нет. Но мы волосы помоем, волосы почистим, волосы причешем…

Под ее прибаутками Матях почувствовал, как к его мужскому достоинству опять кто-то проявляет живой и вполне осязаемый интерес. И последнее быстро откликается взаимностью. Но грубо отталкивать занимающуюся волосами девушку он не мог. Тем более, что никаких неприятных чувств пока не испытывал. Скорее, наоборот. Хотя, конечно, интереса к Лукерье не проявлял. Но и не шарахался. Андрей вообще быстро перестал понимать – его ласкают или насилуют?

Впрочем, один из главных органов тела, как нередко бывает, имел на этот счет собственное мнение, и вскоре волна наслаждения опять прокатилась снизу вверх, сметая глупые мысли. Варя плеснула на печь еще пива, они с хозяйкой начали поочередно охаживать вениками друг друга, обливаться. А когда спустя некоторое время снова вспомнили про помещика, Матях почти полностью пришел в себя.

– Ты смотри, как растет… – кивнул девушке Лукерья, с нахальной непосредственностью поглаживая мужское достоинство молодого человека.

– А чего ему вянуть… – не дожидаясь, пока с ним сотворят чего-нибудь еще, Андрей спрыгнул с полки, обнял Варвару, посадил ее на свое место, не спеша огладил одну грудь, вторую, скользнул ладонью вниз, промеж ног. Стряпуха жалобно пискнула, но противиться не посмела. Сержант развел ей колени, так же неспешно вошел и начал короткими сильными ударами пробиваться к неизвестной, но желанной цели, одновременно гладя волосы, касаясь кончиками пальцев сосков, плеч, губ. Теперь настала очередь девушки стонать от бессилия и наслаждения, и ощущение бесконечной власти над ней позволило опять взорваться безмерной сладостью и утонуть в блаженной неге.

Немного придя в себя в третий раз, Матях торопливо ополоснулся и вышел из парилки прочь. Он понял, что такого «мытья» долго выдержать не сможет. Здоровья не хватит. С трудом различая в темноте дорогу, он дошел до крыльца, поднялся, нырнул в сени, на ощупь повернул налево, нашел топчан и вытянулся на нем во весь рост.

Свеча в дверях появилась, когда он почти задремал.

– Щучьи головы принести, Андрей Ильич? – узнал он Варин голос.

– Неси, – поднялся Матях, тряхнул головой, отгоняя сон. – И топчан мне постелить вели.

– Сделаю, Андрей Ильич, – послушно кивнула девушка, и в голове сержанта внезапно появилась веселая, задорная мысль:

«А хорошо быть помещиком…».

Существовало немало причин, которые вынуждали крестьянок становиться «срамными девками», при этом большинство исследователей единодушны – профессиональной проституции на селе не было.

От тоски или зависти

По данным этнографов бюро князя Татищева, если и были в деревне падшие женщины, то преимущественно солдатки. Выданные замуж в 14-18 лет и вдоволь не насытившиеся мужским вниманием, они совсем скоро оставались в одиночестве. Многие рано или поздно пускались во все тяжкие.

Татищевские корреспонденты оправдывали поведение вдов и солдаток завистью. Страсть их разгоралась «не от пения соловья», а оттого, что каждый день видели они в своем доме плотские утехи старшей невестки, сестры, свекрови.

Про таких в деревнях говорили – «наволочки затылком стирает». При этом на селе поведение «вдов при живых мужьях» не осуждали. В Ярославской губернии полностью возлагали вину на мужчину: коли бы не женился до солдатчины, то и не вынудил бы бабу блудить. А в Воронежской губернии даже прижитых на стороне детей считали вполне законными, уравнивая их в правах с рожденными от законного мужа.

От бессилия

Частой причиной женского распутства становилось бессилие мужа. Мужчина с «неистоихой» (импотенцией) и пожалеть-то по-настоящему не может, говорили в деревне. Что же с больным-то лежать? Только себя мучить! А потому походы налево от болезного и неспособного выполнять супружеские обязанности мужа, если и не оправдывались, то не считались преступлением, достойным порицания.

Нет, можно было, конечно, попробовать ежедневно парить мужа в бане, окатывая заговоренной водой, или растирать его причинное место гусиным салом, но понятно, что народные рецепты оказывались малоэффективны.

От соблазну

В монографии доктора исторических наук Владимира Безгина речь идет о том, что одной из причин блуда становились «отхожие промыслы». Молодухи с ранней весны работали в помещичьих усадьбах, где нередко лицезрели разврат.

Сохранились свидетельства псковских крестьян, которые уверяли, будто их помещики держали «целые гаремы». К тому же многие неопытные молодые девушки не могли устоять перед чарами ушлого лакея или хозяйского кучера. Как тут не вспомнить фразу одного из героев фильма «Формула любви»: «Хочешь большой, но чистой любви? Тогда приходи вечером на сеновал…»

От жажды легких денег

В исследовании Ильи Конкаровича порядка 40% падших женщин в Петербурге конца XIX века были крестьянками. И всего за несколько десятилетий их число выросло до 70%. Кто-то решил сменить профессию горничной или фабричной работницы на более прибыльную, потому что считал, что девичью честь легко выменять на хороший подарок нового любовника.

Другие подавались в дома терпимости из-за невозможности выжить в деревне, когда попытки найти пристойную работу в городе заканчивались провалом. В одной Тамбовской губернии в 1899 году было зарегистрировано 215 падших женщин, примерно половина из них работала в борделях и банях, а остальные – «стояли на панели».

Третьи были проданы родителями из-за нужды заезжим торговцам, которые «потешились да бросили». По наблюдениям этнографов Татищева, к концу XIX века было немало девушек, которые «городским промыслом» содержали деревенскую родню.

По простоте

Русский публицист-народник Александр Энгельгардт обращал внимание на «простоту нравов» деревенских баб, которые за «какой-нибудь платок» готовы были к блуду и разврату.

Вообще, аристократы считали, что крестьянские девки доступны. Да и многие просвещенные люди с этим соглашались. Так, этнограф О. Семенова-Тянь-Шанская утверждала, что любую бабу можно купить и ссылалась на признание некой крестьянки, которая «прижила сына» «за пустяк – десяток яблок».

Из-за экономии

Практичность русских баб и рациональный взгляд на жизнь иногда выходил за рамки приличия. Некоторые дополнительно подзарабатывали собственным телом «по случаю», отправляясь на ярмарку продать урожай. Такой поступок считался экономически целесообразным, ведь поездка помогала получить двойной доход.

Клиентов обычно искали в ближайшем трактире, а «ложем любви» становился окрестный лес. Например, в Вологодской губернии леса, прилегающие к населенным пунктам рядом с ярмаркой, буквально «наводнялись любовными парами».

По мужниной указке

Интересно, что в некоторых областях мужья сами толкали жен в омут разврата. Публицист Шашков писал, что в некоторых северных губерниях сдающий квартиру хозяин предлагал квартиранту дополнительные услуги от собственной жены или дочери (плата за жилье при этом, конечно же, возрастала).

В некоторых селах Орловской губернии по обычаю приехавшим почетным гостям глава дома предлагал вместе с чаркой водки и угощением жену или невесток, если мужей последних не было дома. А в орловских селах Коневке и Мешковке поступали и того проще: посылали жену за хлебом или табаком, а в качестве оплаты велели использовать собственное тело.

Поневоле

Пользовались безграничной властью и помещики, отказать которым молодухи не имели права. Так, одна из крестьянок Ярославской губернии рассказывала, что приезжающий на охоту барин завел традицию – каждый визит «доставлять» ему лучших девок из деревни. В прилегающих к его усадьбе селениях, кстати, незаконнорожденных ребятишек было вдвое больше.

Такую «натуральную повинность», как пишет в своей монографии антрополог Наталья Пушкарева, крестьяне воспринимали равнодушно: «На то он и барин: кого хочет – того и любит».

Многие иностранные путешественники, побывавшие в Москве XIX века, писали, что женщины не уступали мужчинам в бесстыдстве: напивались, «начинали чересчур безобразничать», но русские этнографические заметки того времени подтверждают, что случаи эти были все же единичными.

Блуд на Руси (Устами народа) - 1997 Манаков Анатолий

В БАНЕ (рассказ)

В БАНЕ

(рассказ)

Фроська тихо вошла в баню и нерешительно остановилась. Барин лежал на диване животом вниз, а две девки, Мелашка и Наташка, тоже голые, стоя с боков, по очереди ожесточенно хлестали его мокрыми березовыми вениками по распаренной, багрово-красной спине.

Барин блаженно жмурился и одобрительно крякал при особенно сильных ударах. Наконец, он подал им знак остановиться и, громко отдуваясь, опустил широко раздвинутые ноги.

Квасу, - хрипло сказал он.

Быстро метнувшись в угол, Наташка подала ему ковш. Напившись, барин заметил тихо стоявшую у двери Фроську и поманил ее пальцем. Медленно переступая мокрыми ногами по скользкому полу и стыдливо прикрывая наготу руками, она приблизилась и стала перед ним, опустив глаза. Ей было стыдно еще и оттого, что их обоих без тени смущения разглядывают стоявшие рядом девки, отнюдь не стыдясь своей наготы.

Новенькая! Хороша, ничего не скажешь! Как зовут? - скороговоркой бросил барин, ощупывая ее живот, ноги, зад.

Фроська, - тихо ответила она и вдруг вскрикнула от неожиданной боли: барин крепко защемил пальцами ее левую грудь.

Наслаждаясь ее упругостью, он двигал рукой вверх и вниз, перебирая пальцами вздувшуюся между ними поверхность груди, туго обтянутую гладкой и нежной кожей. Фроська дернулась, отскочила назад, потирая занывшую грудь. Барин громко засмеялся и погрозил пальцем. Вторя ему, засмеялись угодливым смехом Мелашка и Наташка.

Ну, ничего, привыкнешь, и не то еще будет, хихикнула Наташка и метнула озорными глазами на барина. А он, улыбаясь, запустил себе между ног руку, почесывая и пребирая все свои мужские принадлежности, имеющие довольно внушительный вид.

Ваша, девки, задача, - обратился он к Мелашке и Наташке, - научить Фроську всей нашей премудрости. Пока же пусть смотрит и ума набирается. А ну, Мелашка!

Мелашка вышла на свободную от лавок середину помещения и, согнувшись, уперлась руками в пол. Он подошел к ней, громко похлопал по мокрому ее заду с отливающей белизной упругой кожей и, вдруг заржал как конь. От охватившего его вожделения лицо его налилось кровью, рот перекосился, дыхание стало громким, прерывистым, а полусогнутые колени дрожали. Плотно прижавшись к крутому заду девки, он снова заржал, но уже победно.

Мелашку тоже, видимо здорово разобрало, она сладостно стала стонать и помогать барину. Наташка смотрела на эту живую картину, целиком захваченная происходящим действием, большие ее глаза расширились, рот приоткрылся, а трепетное тело непроизвольно перегибалось в такт движений тел барина и Мелашки. Она как бы сама принимала барина на месте подружки.

А Фроська, вначале ошеломленная, постепенно стала реально воспринимать окружающее ее очень откровенное бесстыдство действий перед нею голых барина и девок. Она знала что это такое, но так близко и откровенно видела половой акт между мужчиной и женщиной впервые. Когда барин прилип к Мелашке, Фроська от смущения отвернулась, но любопытство пересилило и она искоса кинула быстрый взгляд, а увидев, что на нее никто не обращает внимания, стала смотреть на них во все глаза. Не испытав еще на себе всю полноту мужской ласки, она воспринимала это сначала спокойно, затем стала чувствовать какое-то сладостное томление, и кровь горячими струями разлилась по всему телу, дыхание стало прерывистым, для нее все перестало существовать.

Вдруг барин судорожно задергался, его глаза закатились и он со стоном выдохнул из груди воздух.

Все! - молвил он расслаблено и тяжелой походкой направился к лавке. Мелашка выпрямилась, блаженно потянулась и тоже села на лавку.

Наташка, водки, - приказал барин.

Та юркнула в предбанник и принесла на подносе водку, стакан и миску соленых огурцов. Барин налил себе полный стакан, выпил залпом и захрустел огурцом. Затем налил снова и поманил Мелашку. Она подошла и тоже привычным залпом осушила поданный ей стакан, за ней ту же порцию проглотила и Наташка.

Иди сюда, - приказал барин Фроське, наливая ей водки.

Фроська взяла стакан и, одолев первый глоток, закашлялась.

Ничего, научится, - произнес барин и налил себе еще полстакана.

Девицы угодливо подхихикивали, с хрустом жуя огурцы. Барин запел: Барыня, барыня, сударыня ты моя Мелашка стала ему вторить, и Наташка, подбоченившись одной рукой и вскинув другую над головой, медленно пошла по кругу, виляя крутыми бедрами и притоптывая в такт босыми ногами. Постепенно темп песни стал нарастать и вместе с ней движения девки стали быстрее, ее стройное тело с гибкой тонкой талией извивалось в непристойных движениях, которыми якобы она, барыня, якобы отдастся мужчине. Руками она как бы обнимала воображаемого партнера, а низом живота подмахивала навстречу ему, и одновременно выбивала дробь ритма.

Эх, поддай! Сиськами потряси, - воскликнул барин и еще быстрее повел песню.

Наташка стала подпрыгивать на месте, поводя белыми плечами, ее полные упругие чаши слегка отвисших грудей, заколыхались из стороны в сторону, дразняще покачивая тугими, крупными горошинами розовых сосков.

Давай жару! - не выдержал барин и сам пустился в пляс.

Темп пляски стал бешенный, теперь плясали под один голос Наташки, хлопая ладошками то поверху, то понизу живота. Вдруг она взвизгнула и прижалась к барину, схватив его за шею другой рукой, а он, обхватив девку обеими руками, впился страстными поцелуями в ее шею, схватил и понес ее к скамейкам. Наташка отдавалась умело и страстно. Фроська и Мелашка снова во все глаза наблюдали за происходившим, а Мелашка (вот нахальная девка) подошла к ним сбоку и, встав на колени, стала в упор рассматривать. Охваченная непреодолимым влечением, к ней присоединилась и Фроська, завороженная невиданным ею зрелищем.

Из книги Начало Ордынской Руси. После Христа.Троянская война. Основание Рима. автора

4.6. Месть Кримхильды-Хельхи и месть княгини Ольги Прибывшие послы убиты Воины, сгоревшие в подожжённом зале или подожжённой бане Прибыв ко двору Кримхильды, бургундские короли с вормсской дружиной располагаются во дворце гуннов. «Отвёл покои Этцель для знатных

Из книги Основание Рима. Начало Ордынской Руси. После Христа. Троянская война автора Носовский Глеб Владимирович

4.6. Месть Кримхильды-Хельхи и месть княгини Ольги Прибывшие послы убиты Воины сгорают в подожженном зале или подожженной бане Прибыв ко двору Кримхильды, бургундские короли с вормсской дружиной располагаются во дворце гуннов. «Отвел покои Этцель для знатных пришлецов.

Из книги Тайна жрецов майя [с иллюстрациями и таблицами] автора Кузьмищев Владимир Александрович

Из книги Чудо света на Руси под Казанью автора Носовский Глеб Владимирович

3. Библейский рассказ о Моисее, сотворившем источник, и мусульманский рассказ об Ибрахиме, из-за которого был сотворен ключ Зам-Зам, - это два варианта одного и того же сюжета Хотя на первый взгляд библейское и мусульманское повествования различны, однако стоит

автора Носовский Глеб Владимирович

9.1. Рассказ Геродота Геродот рассказывает об интересном видении, данном Гиппию, вождю персов. Речь идет о вещем сне. Перед началом Марафонской битвы «Гиппий, сын Писистрата… вел варваров (то есть персов - Авт.) к Марафону. В МИНУВШУЮ НОЧЬ ГИППИЙ ВИДЕЛ ТАКОЙ СОН. ЕМУ

Из книги Завоевание Америки Ермаком-Кортесом и мятеж Реформации глазами «древних» греков автора Носовский Глеб Владимирович

6.1. Рассказ Геродота Мы уже цитировали Геродота, сообщившего, что молодой персидский царевич Камбис обещал своей матери «перевернуть Египет вверх дном», как только возмужает. Далее говорится следующее.«И вот, помня об этом (обещании - Авт.) Камбис, когда возмужал и вступил

Из книги 5000 храмов на берегу Иравади автора Можейко Игорь

Рассказ о пагодах Больше всего в Пагане пагод. Их тысячи, и они исключительно разнообразны. От метровых крошек до великанов, ростом с Ананду, от новеньких, кирпичик к кирпичику, до груд кирпича, в которых с трудом можно угадать первоначальную форму пагод. От известных на

автора Валаев Рустем

Юность Рассказ) Вам, славной украинской девушке, я посвящаю этот рассказ о нашем путешествии по астраханской степи. Вы, вероятно, помните о нем столько же, сколько и я. Неизвестным осталось вам лишь одно обстоятельство. Обстоятельство, из-за которого ваша жизнь могла тогда

Из книги Алмаз - камень хрупкий автора Валаев Рустем

Без промаха (рассказ) Оскар Ларсен, розовощекий двадцатисемилетний детина с голубыми глазами и копной золотых волос, зачесанных на косой пробор, работал в Стокгольме шофером ночного такси. Это занятие с четким, раз навсегда установившимся ритмом жизни было не слишком

Из книги Модернизация: от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара автора Маргания Отар

Из книги Загадка Розуэлла автора Шуринов Борис

Рассказ таксиста Как-то М.Хеземанну потребовалось отправиться в город Линкольн. Договорился с таксистом, поехали. Дорога предстояла длинная, разговоры были неизбежны. Слово за слово, Хеземанн сказал, что приехал в Розуэлл в поисках новой информации по катастрофе 1947 года.

Из книги Народ Мухаммеда. Антология духовных сокровищ исламской цивилизации автора Шредер Эрик

Из книги Тайны русской водки. Эпоха Михаила Горбачева автора Никишин Александр Викторович

Глава первая «В кабаке и бане усе равны дворяне…» «Не пошла я нынче замуж, Не пошла – не каюся. С милым другом наживуся, С пьяницей намаюся». Частушка Рассуждения Горбачева о «сухом законе» не желают слушать. С позиций августа 2013 года – ну и что? Какое нам дело, пили или

Из книги Живущие дважды автора Голубев Анатолий Дмитриевич

Из книги Традиция, трансгрессия, компромисc. Миры русской деревенской женщины автора Лора Олсон, Светлана Адоньева.
Издательство: Новое литературное обозрение.

Рассказ как наставление Наш следующий пример дает прекрасную иллюстрацию ситуации разговора между умудренным опытом собеседником и несведущими интервьюерами, а также показывает сложность и подвижность динамического контекста подобной коммуникации. В интервью 2005

Из книги Зарубки на сердце автора Васильев Виктор Николаевич

МАРУСИН РАССКАЗ Дядя Коля повел нас своим путем – напрямик на деревню Ляды. Шли то полем, то лесом. То по тропинке, то по тележной до-роге. Шли медленно, так как вначале корова мотала головой, упрямилась. Потом ничего, разошлась. Мы почти не разговаривали. Только изредка