Иван-царевич и Серый волк Русская народная сказка Жил-был царь Берендей, у него было три сына; младшего звали Иваном.И был у царя сад великолепный; росла в том саду яблонька с золотыми яблоками. Стал кто-то царский сад посещать, золотые яблоки воровать. Царю жалко стало свой

Бой на Калиновом мосту Русская народная сказка В некотором царстве, в некотором государстве жили-были царь с царицей. Всем хорошо жили, только не было у них детей. Вот раз царице приснилось, что недалеко от дворца есть тихий пруд, в том пруду ерш с золотым хвостом. Снится

Лиса и козел Русская народная сказка Бежала лиса, на ворон зазевалась – и попала в колодец. Воды в колодце было немного: утонуть нельзя, да и выскочить – тоже.Сидит лиса, горюет.– Идет козел – умная голова; идет, бородищей трясет, рожищами мотает, заглянул от нечего делать

Белоснежка Немецкая народная сказка (перевод Г.Петрикова) Это было в середине зимы. Падали снежинки, точно пух с неба, и сидела королева у окна, – рама его была из черного дерева, – и королева шила. Когда она шила, загляделась на снег и уколола иглою палец, – и упало три

Шесть лебедей Немецкая народная сказка (перевод Г. Петрикова) Охотился раз король в большом дремучем лесу; без устали гонялся он за зверем, и никто из его людей не мог за ним поспеть. А уже наступил вечер; придержал тогда король своего коня, оглянулся и видит, что заблудился.

Ворон к ворону летит Шотландская народная баллада (перевод А.С. Пушкина) Ворон к ворону летит, Ворон ворону кричит: «Ворон, где б нам отобедать? Как бы нам о том проведать?» Ворон ворону в ответ: «Знаю, будет нам обед; В чистом поле под ракитой Богатырь лежит убитый. Кем

Посещение Робин Гудом Ноттингама Английская народная баллада (перевод Н. С. Гумилева) Был мальчик Робин Гуд высок. Дерри, дерри, даун. Уже в пятнадцать лет Из тех веселых молодцов, Смелей которых нет. Хей, даун, дерри, дерри, даун. Собрался раз он в Ноттингам, Идет

Черный ворон Русская народная баллада Под зеленою ракитой Русский раненый лежал, А над ним и полем битвы Черный ворон пролетал. «Черный ворон! Что ты вьешься Над моею головой? Ты добычи не добьешься: Я солдат еще живой! Ты слетай к родному краю, К милой матушке

Аника-воин Русская народная баллада Жил да был на земле Храбрые человек Аника. Много он полонил, Много он покорил Царей и царевичей, Королей, королевичей И сильных-могучих богатырей. Собирается Аника В Ерусалим-град: Хочет Аника Святую святыню погубити, Господень гроб

Кочегар Русская народная баллада Раскинулось море широко, И волны бушуют вдали. «Товарищ, мы едем далеко, Подальше от нашей земли». Не слышно на палубе песен, И Красное море шумит, А берег суровый и тесен - Как вспомнишь, так сердце болит. «Товарищ, я вахты не в силах

Стрельцы и крестьянин Русская народная баллада В предлагаемой вам балладе очень хорошо проявляется особенность понимания роли крестьянства на Руси. К тому же здесь отчетливо звучат сатирические нотки.Вы, без сомнения, сможете сказать, над чем насмехается эта баллада и

Народная поэма Анджея Киёвского Перевод Язневича В.И.«Итак, как пишутся великие поэмы? Не кометами шастая по небу» - а собственной биографией врастая в народную судьбу, то есть личную биографию трактуя как материал для строительства стартовых дорожек, а не закрытой

Одновременно с историческими песнями возникают баллады – эпические песни с семейно-бытовой тематикой, в основе которых лежат трагические конфликты. В центре внимания баллад – индивидуальные судьбы людей, в силу исторических или социальных условий попавших в безвыходное положение. В исторических балладах человек или члены семьи попадают в трагическую ситуацию в особых исторических условиях (нашествие врага, война). О них мы уже говорили, размышляя об исторических песнях. В любовных и семейных балладах конфликт возникает между девушкой и молодцем или же между членами семьи на почве любовных или семейных отношений, в социальных балладах причина трагического конфликта – в социальном неравенстве.

Баллады и их сюжет

Сюжеты баллад о любовных и добрачных отношениях построены на конфликтах, связанных с молодцем и девушкой, причем лишь одна баллада , «Василий и Софья», повествует о взаимной любви героев, погубленных матерью Василия. На могиле влюбленных вырастают деревья и переплетаются ветвями, символизируя победу любви над смертью. В большинстве же любовных баллад девушка гибнет от руки молодца, за которого она не хочет выйти замуж («Дмитрий и Домна», «Устинья», «Параня»), бывает обманута и гибнет или страдает («Казак и шинкарка», «Похищение девушки»). Иногда девушка кончает жизнь самоубийством, чтобы не стать женой нелюбимого (некоторые варианты баллады «Дмитрий и Домна»), будучи обманутой, топится («Обманутая девушка») или убивает ребенка («Монашенка топит ребенка»).

Семейные баллады

Самая большая и наиболее популярная группа семейных баллад – о трагических конфликтах между мужем и женой. Обычно жена гибнет от руки мужа («Князь Роман жену терял», «Муж жену губил», «Федор и Марфа», «Оклеветанная жена»). Жена губит мужа в балладах: «Жена мужа зарезала (повесила, сожгла)». Довольно большая группа баллад повествует о взаимоотношениях брата и сестры. В ряде баллад братья опекают сестру и сурово карают ее за нарушение нравственности («Король и девушка», «Алеша и сестра двух братьев»). Теме отравления брата сестрой посвящен ряд баллад, в которых сестра иногда убивает брата по ошибке или же для того, чтобы он не мешал ей встречаться с любовником. Тема инцеста (кровосмешения) встречается в балладах о брате и сестре («Охотник и его сестра», «Брат женился на сестре») и о матери и сыновьях («Дети вдовы»). В социальных балладах , как правило, социальный конфликт переплетен с семейным. Важное место среди них занимают баллады о трагическом конфликте как результате социального неравенства («Молодец и королевна», «Князь Волконский и Ваня-ключник», «Любила княгиня камер-лакея»), а также о разбойниках («Муж-разбойник», «Братья-разбойники и сестра»).

Бытовые баллады

В ряде баллад трагическое не имеет возвышенного характера, то есть связано не с высокими целями, патриотическими или нравственными подвигами, а с низкими, узко личными стремлениями, имеют бытовую основу. Муж убивает жену, узнав, что она в его отсутствие плохо вела хозяйство («Оклеветанная жена»), князь губит девушку, не отвечающую ему взаимностью, чтобы она «никому не досталась». Непримиримость противоречий вызывает острые столкновения и применение отрицательными персонажами решительных, жестоких средств. Трагическое проявляется обычно в преступлении (убийстве, отравлении, направленном против невинной жертвы). К балладе вполне может быть отнесено высказывание Аристотеля по поводу героев трагедии: «Пусть герой будет представлен таким, каким никто не пожелал бы быть». В отличие от античных трагедий, где поступки отрицательных персонажей часто объясняются волей Богов, судьбой, роком, героев баллады к злодеянию ведут такие черты характера, как мстительность, подозрительность, неумение обуздать свой буйный нрав. Трагизм в балладах зависит не только от характера персонажей, но и от обстоятельств, вызванных неустроенностью окружающего мира. Обманутая девушка вынуждена утопить родившегося ребенка, чтобы спастись от позора. Поведение людей в балладах расценивается с позиций верной, идеальной семьи – в этом проявляется моральный аспект трагического. Баллада , как и образцовая трагедия (по Аристотелю), представляет собой переход от счастья к несчастью безнравственного, отрицательного героя, и в этом также раскрывается ее моральный аспект.

Страдание и гибель положительного персонажа и раскаяние убийцы вызывает у слушателей своеобразную эмоциональную реакцию, сходную с аристотелевским катарсисом: сочувствие, сострадание, нравственное очищение, осознание бесчеловечности зла, размышления и оценку действующих лиц. В балладах не всегда прослеживается трагическая вина героя, а также не всегда объясняется, чем невинно гонимая жертва навлекла на себя ненависть злодея. Это связано со спецификой фольклора, стремящегося к предельной типизации явлений. И все же во многих балладах мы можем обнаружить трагическую вину героев. В балладе «Оклеветанная жена» разъяренный муж отрубает жене голову. Он поступает сознательно, но неумышленно, действует несправедливо, не будучи несправедливым вообще. К трагическому поступку его подтолкнуло состояние аффекта, возникшего в результате ошибочного знания. Мать Василия («Василий и Софья») желает избавиться от недостойной, с ее точки зрения, избранницы сына.

Пытаясь ее погубить, она не подозревает, что сын разделит с возлюбленной отравленное питье. Здесь проявляется новый аспект трагического: «Несправедливый не должен быть счастлив», – считал Аристотель. Подобная мысль своеобразно реализуется во многих балладах: злодей, убивая ненавистное ему лицо, невольно губит и любимого человека. Искусство трагического в балладах состоит в умении их творцов увидеть трагическое в жизни и передать его в поэтически обобщенной форме с большим эмоциональным напряжением. Своеобразное сочетание эпичности и драматизма усиливает эстетическое воздействие трагического, чему в немалой степени способствует и предельная сжатость драматических моментов. Балладе в известной мере свойственно бесстрастие, которое Пушкин считал необходимым для драматического писателя.

О событиях повествуется суровым, объективным тоном, а в самых напряженных моментах повествование прерывается диалогом или монологом. Искусство трагического ярко раскрывается в изображении отношения к страшному как к обыкновенному (хладнокровно и уверенно отравительница готовит яд; обстоятельно описано истязание снохи свекровью в бане). Именно такое отношение потрясает слушателей. Сила эмоционально-эстетического воздействия баллад заключается в искусстве трагического противопоставления жизни и смерти, дающего возможность глубже осознать радость бытия и пережить очищающее душу сострадание к гибнущему. Очень тонко отметил сущность возвышенного в трагическом немецкий философ Н. Гартман: «Не гибель добра как таковая является возвышенной, а само добро в своей гибели озарено возвышенным. И чем яснее отражается гибель в страданиях и в поражении борющегося, тем больше усиливается обаяние трагического».

На свадьбе Александра Сергеевича Пушкина и Наталии Николаевны Гончаровой пели любимую песню поэта, горькую, протяжную.

Извечный сюжет народной песни - девушку насильно выдают замуж - трактуется в этом шедевре русского фольклора с психологической тонкостью, немногословно и динамично.

«Матушка моя, что во поле вьется?» - не предвещая ничего страшного, звучит спокойный голос девушки, и только мрачноватый строй мелодии, тревожное повторение: «Родимая ты моя, что во поле вьется?» - с горестным нажимом на каждый слог в слове «родимая» заставляют слушателя заподозрить начало событий важных и нерадостных. Мягкий, успокаивающий ответ матери: «Дитятко мое, то кони разыгрались», повтор: «Родимое ты мое, то кони разыгрались» - с тем же нажимом на каждый слог в слове «родимое» на миг останавливает движение тревожного чувства. А потом снова звучит испуганный голос девушки, которая смотрит в окно и многое уже поняла, а в ответ на него - снова успокаивающий, снова ласковый голос матери: все было понятно еще вначале, но мать, жалея «дитятко», гнала от нее мрачные мысли, оберегала от преждевременного страха…

Удивительная эта песня, которая и теперь неизменно трогает сердца в любом исполнении - задушевно-домашнем или профессионально-утонченном, - соединяет в себе три, казалось бы, трудносоединимые черты: твердую последовательность в рассказе о событии, т. е. эпичность, тонкость и силу в выражении чувства, т. е. лиризм, и напряженность в разворачивании сюжета, «закрученность» действия, т. е. драматизм, точнее - драматургичность.

«Я должен признаться в собственной дикости: каждый раз, когда я слышу старинную песню о Перси и Дугласе, мое сердце начинает биться сильнее, чем при звуке боевого рожка, а ведь она поется каким-нибудь простолюдином, голос которого столь же груб, как и слог песни» ,- писал в XVI веке английский поэт, адепт поэзии ученой, утонченной и виртуозной, сэр Филип Сидни об одной популярной в народе английской балладе.

«…Чувства, выраженные в этой балладе, чрезвычайно естественны, и поэтичны, и полны той величественной простоты, какой мы восхищаемся у величайших поэтов древности… Только природа может произвести такое впечатление и доставить удовольствие всем вкусам, как самым непосредственным, так и самым утонченным… В ней есть такие места, где не только мысль, но и язык величествен, а стихи звучны» ,- писал в XVIII веке английский поэт и критик, «законодатель вкусов» того времени, защитник классицистской строгости Джозеф Аддисон о той же самой балладе.

Прерывая разговор о русской песне цитатами, посвященными английской балладе, можно связать «Матушку», близкую нам и живую, с тем далеким и ушедшим миром, который стоит за текстами этой книги. Такая связь не субъективна, выбрана не для красного словца. Английская народная баллада, равно как и вообще любая западноевропейская народная баллада, есть разновидность народной песни. Определение, которое принято к настоящему времени большинством фольклористов многих стран, гласит, что народная баллада есть повествовательная песня преимущественно лирико-драматического характера со строфическим построением. Добавим, что для большинства народных баллад характерен припев (рефрен), часто не имеющий прямого отношения к содержанию песни; функции рефрена, по-видимому, исходно были связаны с ритмическими структурами произведения, так как баллада иногда (во всяком случае, в Дании) не только пелась, но и танцевалась.

Слушая «Матушку», читая баллады этой книги, мы должны будем вслед за Сидни «признаться в собственной дикости» и вслед за Адиссоном покориться «величественной простоте», потому что, без каких-либо комментариев вслушиваясь в английскую «Балладу о двух сестрах», или немецкую «Лилофею», или датскую «Силу арфы», мы вновь и вновь будем испытывать прямое эмоциональное воздействие этих шедевров фольклора.

Каковы же их корни, кем и когда были созданы эти произведения?

Баллады возникли в эпоху зрелого средневековья (во многом как продолжение более ранней эпической традиции) в виде произведений устных, поддерживаемых в памяти народа только благодаря исполнителям. Как любой устный памятник, баллады «не знают ни автора в обычном понимании слова, ни канонического текста, ни определенной даты создания, ни отделенных непроницаемыми барьерами редакций» . Именно поэтому для нас не существует истории развития баллады как таковой: лишь записи, которые начинают делаться в разных странах в разное время, но всюду не ранее XVI века, фиксируют их и переводят, так сказать, из мира неосязаемого в мир материальный. Никто не может с уверенностью говорить о возрасте или месте возникновения той или иной баллады; лишь по определенным чертам удается разделить баллады на какие-то группы и тем самым обозначить опорные пункты в систематизации сложного мира народной баллады.

В частности, в английской фольклористике сложилось устойчивое представление о двух основных слоях в англо-шотландском балладном фонде: это, с одной стороны, так называемые «традиционные баллады» (собственно народные) и, с другой стороны, «баллады менестрелей» (т. е. созданные профессиональными музыкантами-литераторами, а не «народными певцами»). Произведения первого типа, как отмечается, безличны, в них, как правило, не уточняется место действия, сюжетное ядро трактуется в известной степени сухо и динамично; в балладах второго типа певец часто выдает себя отчетливо выделяемым «я», проявляет вкус к топографическим частностям, к подробному, неторопливому рассказыванию. И тем не менее баллады второго типа все же входят во все собрания баллад народных, поскольку менестреля надо воспринимать скорее не как утонченного носителя всей суммы средневековой культуры, но как странствующего полуобразованного певца (что-то вроде шарманщика более позднего времени), развлекающего низкий люд на ярмарках и постоялых дворах.

Даже конкретные исторические события, лежащие в основе тех или иных баллад, мало что говорят о времени создания: циклы скандинавских и немецких баллад об императоре Теодорихе (вспомним стихи А. А. Блока о Равенне принявшем в фольклоре имя Дидрика Бернского, вобрали в себя ранние германские сказания и возникли в окончательном виде в самое разное время, во всяком случае, формировались на протяжении нескольких веков.

Многие баллады существуют в разных, подчас весьма многочисленных версиях. Различные версии строго следуют в схеме изложения сюжета, точно передают последовательность событий, но стилистика их может различаться весьма существенно. Это еще раз подчеркивает бытование народной баллады как устного памятника. Фольклорные особенности поэтики народных баллад - простые рифмы, устойчивые эпитеты, магические числа - развились в систему тоже во многом как следствие «требований запоминаемости».

Само слово «баллада» для народной повествовательной песни стало употребляться сравнительно поздно. Во французской лирике XIV–XV веков наряду с «большой песней» и ронделем огромное распространение получила устойчивая форма под названием «баллада», трактуемая как чисто лирическое стихотворение и состоящая из трех строф, по восемь строк в каждой, со строго определенной системой рифмовки (три рифмы проходят через все строфы). Проникнув в английскую литературу, французская баллада, сохранив на время свою лирическую природу, претерпела некоторые структурные изменения в связи с тем, что английский язык беднее рифмами: каждая строфа стала рифмоваться отдельно, независимо от двух остальных. Постепенно утратилось и требование трехстрофности: уже в XV веке в Англии создавались баллады самой разной длины, в них мало-помалу начал проникать и сюжетный элемент. Поэтому, когда в XVI веке стали печататься в виде «летучих листков» народные песни повествовательного характера и куплетного построения, возникавшие примерно в это время, вовсю распевавшиеся на постоялых дворах и необычайно популярные в народе, их стали называть балладами. Со временем то же слово начали употреблять и для старинных, уходящих корнями в глубину веков, «традиционных» песен. Во всей Скандинавии и в Германии любые произведения данного жанра вплоть до XIX века называли народными песнями; термин «народная баллада» вошел там в обиход лишь сравнительно недавно.